Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.
Шрифт:
— Не то, Граф. Я сдуру вляпался. Влез в чужие дела. Раджо мне камушки навязал, подержать пока что. Я сдуру взял.
— Ну? — Граф остановился.
— Утром гляжу — их нет.
— Шутишь?! Раджо не знает?
— Иду к тебе за советом: что делать? Это свои сработали. Раджо узнает — и кончилась моя жизнь.
Они были уже у подъезда огромного дома, построенного в шестидесятые годы. Дом вплыл на проспект, как линкор. Его окна напоминали бойницы, надстройки над крыльями — орудийные башни.
— Есть у тебя враги, морэ?
— Откуда мне знать? Нынешней ночью Нож со мной был. Заходил. Думаю… Много чего я думаю.
— Нож? — удивился Граф, набирая в подъезде код; щелкнул замок. — Ну, этот джентльмен — не проблема.
Они
У Графа в доме была, как всегда, Земфира — худая, высокая, по-цыгански одетая. Бесшумно вышла из кухни, проинформировала:
— Раджо звонил два раза, ты ему нужен.
— Перебьется, — сказал на то Граф. — Еще позвонит. Сооруди, Земфирочка, натюрморт… А ты, морэ, не стой, как в гостях. Все будет шукар [13] .
13
Хорошо (цыг.).
Граф любил щегольнуть цыганским словцом. Но получалось фальшиво. У Кнута слух абсолютный — фальшь ловит сразу. Давно Граф отвык от родной речи.
Земфира вкатила столик с номенклатурной жратвой из валютного магазина.
— Угощайся, морэ!
— Да ничего не хочу, — ответил Кнут. — Не идет.
— Здорово, чявалэ [14] , — сказал вдруг Раджо, войдя из коридора, будто его нанесло сквозняком.
Глаза его искрились.
Он пожал руку Графа. Сказал ему:
14
Братья (цыг.).
— Я рассчитал, что ты уже дома, и — точно. Как жив-здоров? А с Кнутом мы виделись, похмелились… Что невеселый, морэ? Не допил?
— Раджо, — ответил Кнут, глядя ему в глаза, — пропали камни, их кто-то взял этой ночью.
Раджо сорвало с кресла, он встал.
— Не дури. Я тебе дал на притырку [15] , ты взял. Не так? Горбатого лепишь, Кнут?
— Да ты сядь, — сказал Граф. — Кнут не темнит. Похоже, он облажался [16] . Подумаем вместе, как выйти из этого, чья работа.
15
Спрятать (блатн.).
16
Опростоволосился (блатн.).
— Я и не видел, их толком, — сказал Кнут. — Поставил сумку за тахту, потом мы сюда поехали. Ночью меня, бухого, подбросила Минта. Не поднималась ко мне. И вроде Нож еще был, обнимал-целовал, вел по лестнице. Уложил, ботинки с меня снимал, и я отключился. Не ты ли, Раджо, приставил его ко мне?..
— Плетешь, — насупился Раджо, брови его сошлись. — Так и так, ты в ответе. Камушки с кровью достались, морэ. Я тебе дал их как человеку. И сам за них отвечаю перед людьми. Они с меня спросят, что я скажу? Мне не простят.
— Помоги в таком случае разобраться, куда они делись.
— Я помогу, — сказал Раджо с угрозой. — Но я тебе в оперы не нанимался. И срок — неделя. Выбор такой: камни вернешь или баксы с тебя. Пятьдесят штук, ты знаешь. А нет — поставим на счетчик.
— Откуда мне взять, ты сбесился?
— Твое дело, морэ. Ты на виду. Думай сам.
— Вот невезуха, — огорчился Граф. — Ты вправду влип. Да глупостей не сотвори. Помозгуем, найдем вариант. Иди, друг, я позвоню тебе, время — деньги.
Кнут ушел, не прощаясь, со смутным чувством, что Граф и Раджо сыграли в четыре руки. Во всем какая-то фальшь.
Жаль, — сказал Граф. — Морока выходит.
— Пеняй
— Позычим [17] . — Граф потянулся, зевнул, закинул холеные руки за голову. — Так ли, иначе ли, без гитары этой мне жизни нет. Царская вещь. А Кнут не продаст ее. Никогда. Нипочем. Он говорил лично мне… С камнями, конечно, это комедия. Лучше бы Нож гитару увел.
17
Поглядим (блатн.).
— Ага. И ты бы играл на краденой?.. Ты битый фраер [18] , морэ. А делаешь из себя целку. Кнута тебе жалко, но инструмент из коллекции — требуешь. Дай, мол, сюда любовь свою, бедный цыган-музыкант.
— Замнем, — сказал Граф. — Хорош базарить. Ты вот что скажи: как попала эта гитара в его руки? Это же батовский инструмент.
— Говорит, наткнулся на барахолке в Чите. Был там с ансамблем, увидел издали чудака. Тот мордовал эту вещь, не понимая, что у него в руках. Терзал при народе. Все дело случая. Повезло. Кнут взял ее за бесценок, как табуретку.
18
Опытный человек (блатн.).
— Задаром, значит, досталась. — Граф усмехнулся. — Так и уйдет от него.
— Для тебя, Граф, стараюсь.
Граф глянул, будто ударил шилом.
Раджо осекся: с Графом не пошутишь. Вроде цыган по рождению, но у него свои шутки. Бывало, зажжет за столом в кабаке бумагу весом сто долларов и пригнется с ней, скатерть поднимет. «Морэ, ты что?» — «Беда, хассиям [19] ! Рубль потерялся, ищу…» Цыгане смеялись. А это он так гуляет, с такими причудами. Если ж по-трезвому — сторонись его. Говорили, Граф держит общак [20] . Свой банк у него, своя агентура и вилла не то на Кипре, не то в Америке. Ну, и любит ваньку валять; а если что, из любого делает клоуна.
19
Пропали (цыг.).
20
Воровская казна (блатн.).
— Короче, — сказал, отводя глаза, Раджо, — будет тебе гитара. Кнут сам ее принесет.
— Душа болит, морэ. Жалко мне этого рома. Может, оставим, как есть?
— Кончай. Карусель завертелась, — выговорил Раджо. — Пойду я.
— Нет, брат, поедем со мной, полегчает. Я приглашаю.
Кнут сидел в сквере у памятника Грибоедову и смолил сигарету за сигаретой. Время к вечеру, надо куда-то идти, а все обрыдло. «Раджо и Граф, Граф и Раджо…» — вертелось в мозгах, как припев неведомого шлягера. Оба знают, что нет у него ни камней, ни ловэ. Снюхались, видно. И что-то им нужно. Какой еще «вариант»? Граф зря ни слова не говорит. «Вариант»? Кнуту вспомнилось: Граф приставал, гитару хотел купить, помахивал пачкой долларов. Он сам бренчит мало-мало… Два-три аккорда — его потолок, «цыганочка с выходом» в теплых компаниях. Отдать ему батовский инструмент — все равно что невесту послать на панель. Или продать в бордель дочку.