Цыганский роман (повести и рассказы)
Шрифт:
Когда я, зайдя в книжный и поменяв доллары, возвращался на работу, на месте Ку за столиком был уже другой литератор, специалист по онанизму г-н Я-ич, подходить к которому я не стал, тем более что Я-ич сильно близорук и все равно вряд ли меня заметил. Я купил сигарет на углу, Я-ич за это время ушел, зато навстречу шел г-н Шульц, сетевой художник, работавший в той же, что и я, конторе, шедший в сторону галереи Гельмана, где у него было художественное дело. Собственно, там конкретно была акция по развенчиванию авторитетов, среди прочих развенчивали и Шульца, чем он, хотя и стесняясь, гордился (там на человек двадцать Главных Артистов составили вопросники по пунктам - и подрастающие Артисты их оценивали, выставляя крайне низкие баллы за гениальность, колорит, значимость
Шульц делал разные разности с тем, чтобы сломать среду, в которой его искусство и производилось, в чем, собственно, и состояло. Он героически направлял движение своего творческого разума на искажение обстановки места его действия. Последним из его проектов была "Деконструкция мон амур", состоящая из занудного текста, объясняющего сидящему за компьютером, насколько человечеству необходима хорошенькая разборка. Каждая фраза - при нажатии на кнопочку с рисунком репродуктора - произносилась гнусавым голосом звукогенератора. Еще он перевел на тот же звукогенератор изрядное количество знаменитых песен, ставших тут же одновременно бесчувственными и надрывными (особенно продирала "Шизгара"), а чуть ранее он запустил сетевой проект "Когда я сойду с ума?" и всем, кто этим заинтересовался, на e-mail тут же приходило письмо от третьего лица, в котором говорилось, что при окончательном схождении Шульца с ума адресат будет уведомлен.
Сей ход мыслей Шульца был как нельзя уместен для моей печали - потому что мои отличия, как человека недавно здешнего, окончательно стушевывались. Теперь они уже почти насильно извлекались откуда-то даже не из памяти, а из памяти о том, что было какое-то отличие - что меня расстраивало, потому что никакого главного вывода я так и не сделал, тайна оставалось тайной, и, соответственно, знанием ее нельзя было возместить отсутствие собственной жилплощади. Возможно, конечно, что она и состояла в необходимости наличия жилплощади. Впрочем, даже это не сильно беспокоило, расстраивало другое то, что это врастание происходило (или уже произошло) совершенно непонятно как.
Я начинал не понимать отличий жизни здесь от жизни в иных местах. Точнее, мне стало наплевать на то, как принято жить в иных местностях. Кажется, через пару недель я забыл бы навсегда, что было время, когда я ощущал себя здесь иначе. Но тут я уехал в отпуск, жизни достаточно нелепо проболтался в прежнем месте дней десять и, не вполне понимая, что мне там теперь делать, уже в третьей трети августа вернулся.
А вернувшись тут же все вспомнил, как тут что бывает и есть: потихоньку начиналась осень с сырыми потеками на стенах домов и мягким от влаги ветром, пахнущим землей больше, чем листвой и травой; медленно стекали по оконному стеклу капли дождя. Рассуждать в целом уже не получалось. Общих оснований жизни видно уже не было, и, верно, не будет. Теперь будут только частные истории и отдельные люди.
Черный четверг
В воскресенье 23 августа он, некто, вернулся с дачи, а вечером сняли премьера Кириенко. Но об этом он узнал в понедельник и то, как бы даже и косвенно, кто-то сказал - хотя его работа предполагала прямое общение с новостями, государством и прессой - он занимался ее мониторингом для кого-то из "Усадьбы". А не въехал в события он потому, что после двух дней деревни въезжать ни во что не хотел. Да в понедельник по этому поводу никто еще и не раскачался, всем уже надоела история недельной давности, когда Кириенко развел коридор баксу до 9 с полтиной к концу года, к пятнице все как бы утряслось, во всяком случае отставки никто особо не предполагал. А если и предполагал, то делал вид, что не предполагает, чтобы выходные не портить.
Сел он за компьютер и уныло взглянул в сторону компьютера жены - они в одном месте работали - тот был выключен: жена осталась в деревне еще на неделю. Сидела там с сыном и отцом, дожидаясь, когда через неделю ее подменит старшая сестра. Раньше-то они с ней отпуска совместить не могли, женаты были едва месяц. И не женаты, собственно... какая
В этот момент ЦБ опустил рубль до 7,1400 за $1 - сразу на 1350 пунктов: запахло великим потрясением. Нехотя пришлось начать соображать, что именно началось. Постепенно разгоняясь, пошли обыкновенные в подобных историях, но в этот раз - отчего-то совершенно уж невнятные и противоречащие друг другу сообщения о чьих-то высказываниях, несуразные заявления. Все рассуждали о ГКО и реструктуризации, все почему-то искали пропавшего куда-то банкира Смоленского, к вечеру обнаружив его в Лондоне, выбивающим кредиты у англичан, которые давали СБСу раньше. Выяснить, что говорит кандидат в премьеры и когда его будут утверждать, не удавалось, а новости были какие-то колченогие, вроде того, что вся биржа падает, а вот акции "Газпрома" растут с нечеловеческой силой.
Как-то вот так резко свалившись в город, на рабочее место, да еще в такие дела, он так и не приехал еще, а как бы оказался в каком-то что ли кинофильме, очерченном стенами конторы. Он помнил еще какие-то хорошие вещи. Расплывчато, без деталей. Просто в какой-то момент ему становилось хорошо, но из этого следовало, что хорошо, значит, было все время - спокойно, беспричинно хорошо. Кто же привык, что хорошо бывает просто так?
Причина была, конечно. Она была тихой, - не запуганной, а тихой. То ли славной, то ли уже усталой. С возрастом все, наверное, кто не стервы и не дуры, становятся лучше. Они не знакомились вовсе, а как-то просто столкнулись в конторе - и, не ощутив ровным счетом никаких чувств, не удивившись, пошли что ли вместе курить. Как-то вот раз - и все. Никто и слова не сказал, вопроса не задал, а другой на него не ответил. Никто не мигнул и другой не подмигивал. Раз - и все. И все.
Об их отношениях еще почти никто не знал, даже на службе. Но там что, компьютеры жужжат, она в контору пришла недавно, у коллег свои дела, лето, да в не изменилось ничего, кто бы что мог заметить, если бы и заинтересовался. Разве что оба повеселели телом от прекращения холостячества - но и то: лето, отпуска и эту легкую веселость коллеги могли списать на погоду. Народная какая-то история: мужик, баба, средних лет, встретились - давай жить вместе, а что еще делать? Не похоть, не одиночество, а просто проснулись рядом - будто как всегда.
Во вторник смута продолжилась, рассказывали, что поздним вечером накануне Немцов и Кириенко сдали дела и пошли с бутылкой водки к шахтерам-пикетчикам на Горбатый мостик - выпить вместе, а вот шахтеры - не то выпили, то ли нет или вообще бутылку разбили. Как там было - выяснять не стали, потому что некто из окрестностей ЦБ сообщил, что ЦБ больше не может удерживать курс, ибо комбанки пустили денежку, выделенную им для расчетов с народом, на скупку валюты, но сажать никого еще не стали и вряд ли начнут, поскольку к тому времени разница между спросом и предложением на ММВБ была уже более $427 млн., а доллар покупали уже за 7,8600 руб., то есть котировка подскочила на 0,72 руб. за торги, чего не бывало уже несколько лет и все это означало уже нечто совсем конкретное.
На интернет-странице "Демвыбора России" на синем фоне горела золотая надпись: "Не слушали Гайдара - получили кризис", хотя было решительно непонятно, когда и что в последний раз говорил Гайдар, а ближе к вечеру "ОНЭКСИМ", "Мост-банк" и "Менатеп" объявили о слиянии, поверить во что было невозможно, но вот - заявили.
Среда оказалась еще суматошнее - начались слухи о запрете долларов, банки выдавали западные деньги только в банкоматах, там они быстро кончились - люди принялись тратить деньги на что угодно (западники уже тоже отказались выплачивать русским по VISA): один мелкий джинсовый журналист, например, бегал, перепуганный судьбой долларов в банке, по городу и скупал все, что попадалось - два холодильника уже купил, сам рассказывал переживая, что по карточке не продают машин и все его двузначное количество штук приходится рассовывать так мелко.