Цыганское золото
Шрифт:
— Ну, что я говорил? Это вещество ртутью не смачивается, а золото, будь его здесь хоть немного, немедля бы образовало амальгаму. Теперь попытаем царской водкой. Золото даст нам бурый газ, а раствор окрасится в зелёный цвет, в основном из-за примесей меди. А пирит и халькопирит выделит смесь сероводорода и сернистой кислоты, которые легко обнаружить по запаху. Готово… Кристаллы почернели и частично растворились, а запах — вот он, извольте понюхать.
Кушицин недоверчиво поднёс проборку к волосатым ноздрям.
— Яйцом тухлым шибает, — сообщил он.
— Сероводород
— Так что ты, сукин сын, мне голову морочишь? — взревел следователь, ухватив незадачливого старателя за грудки.
— Ваше высокопревосходительство! — взвыл Микифор, в ужасе награждая Кушицина званием, о каком тот и в бреду не мечтал, — я не морочил! Я вообще ничего не говорил!
— Значит так, — постановил Кушицин, с трудом успокаиваясь. — Песок этот жёлтый я конфискую, а тебя, Микифор, арестую и доставлю на съезжую. Смотри, как бы тебе не загреметь на каторгу, как фальшивому монетчику. И радуйся, что я лично видел, как твои отпрыски мирным делом занимались, а то бы и они с тобой вместе по этапу пошли.
После этого оставалось только валяться в ногах и просить пощады.
Уличённого неясно в чём Микифора загрузили в коляску. Марусе вместе с братьями и невесткой позволили ехать на отцовской телеге, и кортеж со следователями и подследственными отправился в обратный путь. Теперь в особо вязких местах инвалиду приходилось слезать с козел и вести лошадь в поводу. Зато Сергей Евлампиевич едва ли не всю дорогу допрашивал Микифора, доведя его до полного изнеможения:
— И кто тебя, Микифор, научил этому ремеслу?
— Дык, солдатик отставной проходил, он и смутил меня на это дело. Вы, говорит, на золоте живёте, а богачества своего не знаете.
— И давно это приключилось?
— В аккурат на Троицу.
— Ой, врёшь, Микифор. Лоток у тебя изработанный, истёртый. По всему видать, ты этим делом не первый год промышляешь.
— Лоток-то не мой, я его за рубль серебром у солдата купил. Дорога не вещь, такой лоток за час сколотить можно, дорога наука. Теперь-то я понимаю, что насмеялся надо мной служивый. Небось, пропивал мой целковик да похохатывал.
— А ты подумал, что старатель должен добытое в казну сдавать по государственной цене?
— Так я бы со всей охотой, но вы сами сказали, что золото цыганское, неверное. Я и сам подумывал: что-то оно не веское.
— Подумывать — подумывал, а мыть продолжал.
— Дык чего не мыть-то? Полагал сдуру, что хоть в полцены продать получится.
— Ишь, разохотился! С такими делами тебе только в каторгу идти получится.
— Помилуйте, вашбродие!
— Милую не я, милует царь, а ты пред ним виноват.
Кушицин строжил мужика на все лады, а сам понимал, что никакого дела тут не выгорит. Посечь дурня можно, но неуказное золото оттого не появится. Вот только чем они, проклятущие, живут? Неужели и в самом деле разведением кур? Надо будет
Под такие мысли доехали обратно, а там Кушицин дал Микифору для острастки по шее и отпустил с миром. Взял у хозяйки лукошко с яйцами и, забыв уплатить три копейки с пятка, отбыл в город.
Когда начальственная гроза отгремела, и стало ясно, что на этот раз громы прошли стороной, хозяйка принялась выпытывать у мужа, что приключилось на Грязнухе.
— То и приключилось, — отвечал Микифор, — схватил он меня аккурат за работой. Стращал, ажно душу вынал. Спасибо, при нём был второй начальник из учёных людей. Так он меня выручил, сказал, что это пурит какой-то, не то халкин, не то галкин, я не разобрал. На том и покончили. Лоток он забрал и долблёнку почти полную. А так даже обыску не сделали. Две других долблёнки мальчишки под сеном привезли. На первое время хватит. А у тебя что?
— Тоже ничего. Наели на четвертак и напугали на целковый. Всего делов.
Хозяин принёс с улицы две кубышки, высыпал на стол сияющую кучу жёлтого песка. Жена поворошила кристаллы пальцем.
— Ничего не скажешь, на Грязнухе самолучшее золото. По другим ручьям беднее, да и мельче.
— Ты смотри, — предупредил Микифор, — лягушачье али цыганское, но слова «золото» больше не говори. Пурит это. Поняла?
— Как не понять… Не дура.
Хозяйка сгребла намытое богатство в коробок, лишь одну горстку кинула в ведро. Сошла в амбар, досыпала сверху пшена. Перемешала золотое зерно с золотым песком. В курятнике принялась сыпать корм птице.
— Цыпа, цыпа, цыпа!..
Кур было немало, одних несушек полсотни. Они набежали на зов, толкались боками, толпились кругом хозяйки.
— Цыпа, цыпа, цыпа!..
Петух ходил в сторонке с важным видом, словно это он обеспечил хохлаткам обед.
Полсотни несушек, каждая приносит одно, а то и два яичка в день. Не так велик оказался ущерб, причинённый наехавшими чиновниками.
Накормив птицу, хозяйка с корзиной в руках пошла собирать яйца. Большинство кур привычно откладывали яйца в подставленные плетёнки, но некоторые прятали в местах самых неожиданных. Все их нужно было проверить и яйца изъять. В самом углу на соломе обнаружилось мелкое яйцо, какие обычно называют молодкой. Но когда хозяйка взяла его, рука сразу почувствовала непривычную тяжесть. Хозяйка стукнула яйцом о стену, скорлупа треснула, и в глаза блеснул жёлтый металл.
Не так часто такое случается. Каждый день кур надо прикармливать жёлтым песком, а золотое яичко объявляется хорошо, если раз в месяц. Теперь Микифор пробьет яичко зубилом, выпустит негодный, горький желток, промоет золотую фольгу и сомнёт её ударами молотка. Городской ювелир купит комок, не спрашивая, откуда у мужика взялась червонная жесть. Заплатит также, как выжигам, не то, чтобы слишком, но достаточно для безбедной жизни. И все будут довольны, лишь бы неугомонный Кушицин обходил деревню стороной.