Цыплёнок
Шрифт:
– До встречи.
Мишель ещё пуще покраснела и, уткнувшись взглядом в собственные ладони и кое-как совладав с перехваченные горлом, хрипло просипела:
– Пока.
Тихо хлопнула дверь. Воровка облегчённо вздохнула, потёрла пылающее лицо холодными ладонями, истерично хихикнула, с размаху откинувшись на кровать. Пусто вперила взгляд в потолок, прислушиваясь к истерично бьющемуся у самого горла сердцу.
На то, чтобы окончательно успокоиться, у Мишель ушло ещё минут двадцать. Откатом стала головная боль
***
День не задался с самого утра. Во-первых, начался рано. Во-вторых, Мишель ещё с детства ненавидела манную кашу. В-третьих, все взятые книги были уже прочитаны, а попросить взять новых было некого. И сидела девушка до самого обеда невыспавшаяся, голодная и злая. После обеда же, объевшись до треска в пузе, раздосадованная провалом вербовки служанки воровка завалилась спать. На полный желудок заснуть оказалось плёвым делом.
Проснулась Мишель от мягких поглаживаний по голове, спросонья тихо вздохнула, было приятно и как-то... необычно(?). Девушка нехотя открыла глаза, подслеповато прищурилась, машинально стараясь защититься от яркого света прикроватного торшера. Как и ожидалось, это был колдун. Воровка едва заметно нахмурилась, приподнялась на руках, вопросительно приподняв брови. Себастиан ласково улыбнулся и, напоследок скользнув пальцами по её щеке, убрал ладонь. Подхватил стоящий на тумбочке кубок, поднёс к губам Мишель.
Воровка отклонилась назад, в затуманенных глазах мелькнуло недоверие. Тогда колдун, укоряюще покачав головой, обхватил свободной рукой затылок девушки и вновь настойчиво прижал металл к её губам, уже не позволяя отклонится. Мишель упёрлась ладонью в его руку, испуганно посмотрев в как будто выцветшие глаза. На что Себастиан лишь вновь покачал головой и наклонил кубок, девушке осталось лишь приоткрыть губы.
Это было вино. Крепкое. Оно обожгло рот, горячей волной спустилось по пищеводу, осев в желудке колючим теплом. С третьего глотка сладкое. С шестого пряное. В восьмого Мишель почудилась некоторая горечь. Но последний был также сладко-пряный.
Девушка глубоко вздохнула, кубок исчез из её поля зрения, а саму её, ласково поцеловав в висок, попытались уложить обратно на подушку. Воровка не поддалась, нахмурилась, пытаясь поймать ускользающую мысль, синие глаза немного прояснились. Она облизнулась, щурясь, перевела расплывающийся взгляд на колдуна, обиженно, хрипло, то ли ото сна, то ли от вина, спросила:
– Зачем ты меня спаиваешь?
– Не вкусно?
– тихо отозвался чёрный, склонив голову к плечу.
Черты лица Мишель разгладились, она моргнула, вновь облизнулась, из последних сил неразборчиво прошелестела:
– Вку-у-усно.
Голову воровки всё плотнее окутывал тяжёлый, вязкий туман, наполняя тело негой, со страшной силой прижимая к земле. Руки девушки подломились, она тяжело упала на покрывало, веки опустились уже сами, без участия почти отключившегося сознания. Дальнейшее Мишель слышала и осознавала будто сквозь толстую перину - далеко, тускло и глухо.
Вот Себастиан перевернул её на спину, пальцами ласково провёл по влажным губам, тонкой шее. Цепочка едва уловимо врезалась и тут же исчезла, щекотно
Прикосновения исчезают, над ухом что-то негромко звенит. Лёгкое, холодное касание к животу заставляют воровку вздрогнуть, кожа покрывается мурашками, соски напрягаются. Тем временем нечто тонкое выводит замысловатые, тут же высыхающие узоры. Они же в скором времени украшают внутреннюю часть бёдер и гладкий лобок. Напоследок мазнув пару линий на лбу, кисточка исчезает.
Шорох. Девушку бережно берут на руки, непослушное тело прогибается. Сверху ложится прохладная ткань. Лёгкое покачивание; стук; по коже скользит лёгкий ветерок, отчего Мишель вновь покрывается мурашками.
Вновь покачивание, долгое, девушка даже успевает задремать, пригревшись. Но вот рядом звучат голоса: мужские, женские, но во всех звучит зависть. Прикрытая злостью, весельем, чем угодно, но зависть, горечью оседающая на корне языка.
Мишель тихо вздыхает, когда её аккуратно опускают на твёрдый холод, бессознательно ёжится. Горячие руки исчезают, чтобы вновь появиться, мягко разводя её ноги в стороны. Внизу живота разливается вязкое, навязчивое тепло.
***
Себастиан бережно уложил девчонку на центральный алтарь, нехотя стянул с неё ткань, отбросив её за чуть мерцающий контур звезды. Привычным движением кисти убрал за ухо лезшую в глаза прядь, немного тоскливо покосился на им же только что откинутое покрывало - увы, ритуал не допускал присутствие постороннего в круге, будь это хоть человеком, хоть крысой или тканью. Впрочем, смущение таким, как он, было не свойственно, а вот собственничество - очень даже. Колдуна кольнуло лёгкой ревностью, СВОЁ он столь подробно демонстрировать не любил. Очень не любил.
До полночи оставалось около трёх минут, Себастиан оглянулся. То и дело бросая на его Мишель жадные взгляды, на концах большей Эрцгаммы устраивались остальные. Колдун усмехнулся, опустил слегка ироничный взгляд на ровные линии, проверяя их целостность: удивительно, насколько пара деталей могут извратить первоначальный смысл. Знак, означающий совершенство, исцеляющий душу и тело, вписанный один в один с тринадцатью алтарями внутри, хоть и станет исцелением для одних, да только будет стоить жизни другим. В этот раз вёл ритуал Себастиан, на правах главного расположившись на центральном алтаре, одном из тринадцати - точкой пересечения всех энергетических каналов. Коллеги же его встали у основания конечных алтарей, расположенных строго по центру углов малой звезды, верхней частью направленных к центральному, а нижней касающихся линий большой Эрцгаммы.
Чёрный поднял голову, привлечённый шумом, тихо фыркнул, подавил ухмылку, из полуприкрытых век наблюдая, как хрупкая на вид блондинка, под нос себе ругаясь, пытается правильно разложить своего хоть и вяло, но сопротивляющегося донора. Рыжая девчонка, едва ли не крупнее своей противницы, даже опоённая, хоть и в большинстве своём мимо, но пиналась и дёргалась, медленно выводя Марго из себя. А ведь, колдун всё же не удержался и ехидно улыбнулся - ей ещё свою жертву девственности лишать, до оргазма доводить. Этими самыми наманикюренными, изнеженными пальчиками.