Цзян

ван Ластбадер Эрик

У него был вид, как у выходца с того света, когда он дотащился до кабинета. Мешком опустился в кресло, пока Ши Чжилинь наливал в чашку холодного чая. Выпил с жадностью, и ему сразу же полегчало.

Почувствовав, что Ши Чжилинь рассматривает его в упор, он открыл глаза. Старик придвинул свой стул, и теперь они сидели, почти соприкасаясь коленями. Чжан Хуа трясло как в лихорадке, и он подумал, а не заболел ли он на самом деле.

— Могу я тебе чем-нибудь помочь, мой друг? Чжан Хуа откинул голову на спинку кресла. Что он мог сказать? Что ему надоел весь этот обман до такой степени, что выть хочется? Этого

он не смог сказать. Вспомнил об У Айпине и не смог. Он опять закрыл глаза и вздохнул.

— Ничего страшного, товарищ министр. Жара. Пустяки.

— Понятно. — Чжилинь не спускал с него глаз. — Это трудно, Чжан Хуа. Но таков наш суровый долг. Чувство выполненного долга помогает выжить в этом мире.

— Вам, возможно, и помогает. — Что-то хрустнуло внутри Чжан Хуа. — Вам, небожителям. — Его глаза открылись, и Чжилинь увидел в них страх, какой бывает в глазах лошади, испугавшейся пламени. — А я только несчастный смертный. У меня нервы, истрепанные в клочья. У меня зубы стучат от ужаса. У меня не желудок, а сплошной сифон. И еще у меня есть психика, которая отказывается выключаться, когда я ложусь спать. Все это ежесекундно загоняет меня в гроб. Я не Небесный Покровитель. Я не Цзян.

Чжилинь посмотрел на своего помощника. Вспомнил слова Цуня Три Клятвы: Великий Будда! Ты только посмотри, что со всеми нами сделала твоя одержимость!Семья... Хоть я и Цзян, но я тоже смертей. Ломота в моих костях подтверждает это... Я не знал, что так больно отсекать себя от семьи. Если бы знал, то, возможно, не сделал того, что сделал. Молодость не знает сомнений. Моя вера в правоту дела заставила меня пройти испытание огнем. Огонь жег меня, когда я уходил, оставляя женщин, которых любил, сынов, которых даже не успел понянчить.

—Простите меня, товарищ министр, — сказал Чжан Хуа, не в силах оторвать затылок от спинки кресла. — Голова совсем не варит в такую жару. Сам не знаю, что плету.

— Полно, друг мой. После стольких лет совместной работы ты имел полное право сказать, что думаешь.

Чжилинь наклонился, провел пальцем по подоконнику. На нем остался светло-серый налет. Не пыль. Песок пустыни Гоби, расположенной по ту сторону Великой китайской стены.

Он растер песок на ладони, чувствуя его шероховатость. Видя Чжан Хуа, близкого к срыву, слыша слова Цуня Три Клятвы, зная, какой страшной смертью погибли его две невестки, страшась мысли, что его оба сына сейчас находятся в одном городе. По словам брата, это может закончиться смертью одного из них, а то и обоих. Чем он лучше своих современников, заливших мир кровью? Людей, пожертвовавших своей человечностью ради власти над другими людьми, ради жалкого олицетворения бессмертия — Государства?

Я видел своими глазами, как создается Государство и как оно изменяется. Я сам был архитектором этих изменений. Их Цзяном. А что с ним станет, когда я уйду? Станет ли оно прахом, как стали другие государства, бывшие в веках?

Песок пустыни Гоби. Он существовал задолго до его рождения. Он останется на земле после того, как он уйдет. Неужели это и есть то, что он искал пятьдесят лет своей жизни? Песок. Пыль столетий. Неужели эта бесцветная и безликая субстанция и есть содержание его жизни? Неужели это и есть конечный продукт

его «генерального плана»? Урожай, который принес его рен? Нет. Не может быть.

Какому дураку придет в голову собирать песок вместо урожая?

Дурак и на большие глупости способен. Но не Цзян. Конечно же, не Цзян.

* * *

Кого ты видишь?

— Троих китайцев, — ответила она. — Один в серых штанах и рубашке в синюю полоску. На щеке у него шрам. Второй сейчас направляется в другую сторону. Маленький, накаченный, в белой майке и черных джинсах. Мускулы так и играют. Третий находится на другой стороне улицы. Он постарше этих двоих, в коричневый брюках и светло-зеленой футболке. Вислоухий такой.

— Надо от них смыться, — сказал он.

Они сидели в сыром дворике, в который вывел их подземный ход Верзилы Суна. Дворик находился на уровне полуподвального помещения, и поэтому голова Блисс едва высовывалась над тротуаром, по которому разгуливали их преследователи. Джейк сидел еще ниже. Вонь была невыносимая: вокруг лежали мешки с отбросами. Запах разлагающейся рыбы и мочи.

— Так мы не узнаем, кто стоит за ними, — заметила Блисс. — Если мы удерем от этих, придут другие.

— Дэвид Оу знал.

— Но так и не сказал тебе.

— Сказал, сколько успел, — возразил Джейк. — Хо йань.

—"Движущееся око"? Какое отношение может иметь эта стратегия вэй цик людям, которые охотились за ним, а теперь и за тобой?

— Понятия не имею, — признался Джейк. Он поднялся повыше и теперь видел противников собственными глазами. Они перегруппировывались. Сразу видно профессионалов. — Но Дэвид знал свое дело. Он раскопал что-то подозрительное, работая с компьютером Куорри. И я уверен, что он записал все это на дискету. Поскольку при нем ее не оказалось, когда его убили, то логично предположить, что она припрятана где-то.

— Но где?

— Этого я не знаю.

— Хойань?

— В том-то и беда, что я не могу понять этого намека. Должен бы, но не могу. Может быть, потом что-нибудь прояснится. А пока нам надо пробраться к Преподобному Чену так, чтобы эти чижи за нами не увязались.

— Зачем тебе понадобился дракон триады Зеленый Пан?

Джейк в двух словах сказал ей о сделке, которую он заключил с Верзилой Суном.

— Теперь я точно знаю, что ты не в своем уме, — заявила она. — После всего, что ты сделал для 14К, ты можешь считать себя счастливчиком, что Преподобный Чен не повыдергивал у тебя ноги из задницы. А ты собираешься идти к нему с миротворческой миссией.

— Да. На первый взгляд это кажется невыполнимым делом.

Она фыркнула.

— Оно невыполнимо, сколько на него не смотри.

— Давай скажем так: я люблю браться за дела кажущиеся невыполнимыми.

Блисс посмотрела на него.

— Ты что, смерти ищешь?

— Если бы искал, я бы сейчас просто встал и вышел на улицу, — сказал Джейк, не спуская глаз с трех китайцев.

Они заняли наблюдательные посты по всей короткой Винчун-стрит, скрываясь в полосатых тенях, как ночные хищники. Эта способность к абсолютной неподвижности встречается очень редко в людях, и она особенно высоко ценится в избранной ими профессии.