Цзян
Шрифт:
Она весело рассмеялась, и этот смех кольнул его в самое сердце.
— О, все что угодно, учитывая страсть китайцев к сплетням! — Она беззаботно улыбнулась. — Например, что между нами тайная любовная связь.
Чжилинь покраснел.
— Какая чушь!
— Чушь, конечно, — согласилась она, все еще улыбаясь. — Но ведь людские мысли и языки невозможно контролировать.
Еще как можно!
– подумал Чжилинь. Вся его жизнь была посвящена науке делать именно это. Но, странное дело, они будто поменялись ролями: она говорит с ним, будто он —
— Вы что, боитесь людских языков? — спросил он. Она опять засмеялась.
— Если бы боялась, никогда бы не приехала сюда. Китай — не место для добропорядочной леди, которой я, по мнению моих друзей и родственников, являюсь.
— И они заблуждаются?
— В стране, откуда я родом, джентльмены не задают таких вопросов.
— Может быть, именно поэтому вы здесь? — спросил он полушутя.
— Нет, не поэтому. — Она вдруг посерьезнела. — Я приехала похоронить брата. Он умер от малярии.
Сказав это, она вдруг усомнилась в правдивости своего ответа. Он ведь умер уже месяц назад. Траур закончен. Кроме того, -подумала она, — Майкл умер счастливым человеком, найдя свое место в жизни, чего я не могу сказать про себя.
Она взглянула на своего собеседника и внезапно приняла решение.
— Как я могу идти с вами, куда бы то ни было, сэр? Ведь мы незнакомы.
— Тысячу раз прошу прощения! — воскликнул Чжилинь, опять покраснев. — Меня зовут Чжилинь Ши.
Он намеренно произнес свое имя на европейский лад, поставив сначала имя, потом — фамилию.
— Очень приятно, Ши Чжилинь, — сказала она, вернув его имени нормальный китайский порядок. — А меня зовут Афина Ноулан.
Она была слишком темнокожей для гвай-ло,и с карими, слегка раскосыми глазами. Это у нее от матери, объяснила она. Ее мать была родом с Гавайских островов и в ее жилах текла королевская кровь. Сам Камехамеха I, который в начале XIX века объединил под своей властью все Гавайи, был ее предком. Отец Афины был англичанином, много постранствовавшим на своем веку, как и его отец, которого, привели на острова, называвшиеся тогда Сэндвичевыми, его политические страсти. Это было в короткий период правления С.Б. Доула, непосредственно перед аннексией островов Соединенными Штатами в 1898 году.
Все это Чжилинь узнал примерно через восемь дней после их первой встречи, закончившейся тем, что они вместе вернулись в город. Несмотря на все их смелые высказывания по поводу общественных условностей, они не хотели компрометировать друг друга. Что касается Чжилиня, он был очень недоволен собой. Еще с юности он привык смотреть на себя как на человека независимых взглядов, опережающего свое время. И ему было стыдно, что он до такой степени зависим от общественной морали, что не может встретиться с заинтересовавшим его человеком.
Это неприятное чувство, однако, скоро прошло, поскольку примерно через неделю он опять встретился с Афиной. Это было на званом вечере у Бартона Сойера. И именно старший сын Бартона, Эндрю — ему было уже 18 лет и он работал на отцовской фирме —
Ни один мускул не дрогнул на лице обоих во время церемонии представления. Чжилинь сухо поклонился Афине, затем взял ее руку и поднес к губам, по европейскому обычаю. Афина сделала книксен.
— Очень приятно, мистер Ши.
Глаза их улыбались друг другу, но губы оставались неподвижными. Их первая встреча на кладбище так и осталась их тайной. Это в какой-то степени компенсировало, во всяком случае, для Чжилиня, их скованность в тот ясный летний день.
Афина видела в Чжилине все, чего ей недоставало на Гавайях. За последнее время ее бессмысленная жизнь на родном острове начала тяготить ее. Ее просто тошнило, как от приторного сиропа, от изжелта-зеленых закатов, от шороха пальм над желто-лимонным песком, от шепота прибоя. Она не могла спать по ночам. Стала беспокойной и раздражительной. Ничто ее не интересовало. Известия о смерти Майкла принесли ей спасение. Она воспользовалась этим как предлогом для того, чтобы, несмотря на протесты семьи, уехать в Китай. К ее счастью, отец в это время был на материке по своим делам. А то бы она никогда не решилась на такой шаг.
В Чжилине она нашла ту экзотику, о которой читала в книгах в школьные годы. Он обладал мощным интеллектом и знал об этом. А его внутренние силы просто пульсировали в нем, стоило только притронуться к нему рукой. Она всегда хотела обладать таким живым источником энергии, и сейчас была на седьмом небе, ощущая его рядом с собой. Кроме того — и это, возможно, было самым главным, — она буквально млела, чувствуя свою власть над ним. Она видела, какое впечатление она производит на него, по выражению его глаз — таких черных и глубоких, что дрожь пробирает. Она не любила бы его так, если бы не пьянящее чувство, что она укротила такого незаурядного и таинственного мужчину.
Сейчас она могла признаться себе в том, как страшно ей было отправляться в это путешествие. Но поскольку она видела в нем свое единственное спасение, она закрыла свой разум для страха. Ее образование подготовило ее к восприятию любой культуры на земном шаре. Она была уверена, что ее не смогут шокировать никакие чужеземные традиции и привычки. Она была готова к любым неожиданностям.
Однако теперь, нежась в тепле, излучаемом черными, как смоль, глазами Чжилиня, она поняла, что бояться было просто глупо. Китай оказался не таким уж чужим. Человеческие чувства везде одни и те же, где бы люди ни жили. Любовь может расцветать в любых климатических условиях.
Он сказал что-то забавное, и она засмеялась. Ее рука при этом легко коснулась его руки. И будто искра пробежала по всему ее телу. Она опять засмеялась, упиваясь этим новым для нее чувством.
Он задал ей вопрос о ее имени.
Она улыбнулась, и Чжилинь поразился, до какой степени столь незначительное движение мышц лица может преображать его.
— Меня часто об этом спрашивают, мистер Ши. Так звали мою бабушку по отцовской линии. Она была гречанкой. И повстречалась она с моим дедушкой в Малой Азии. Оба были археологами по профессии. Шли по следам Шлимана. Развалины Трои.