Д`артаньян - гвардеец кардинала. Книга вторая
Шрифт:
– Ах, так это и в самом деле наш милый д’Артаньян? – с благосклонной улыбкой подхватила королева. – Ах вы, проказник… Нужно же было такое придумать… Интересно, где вы ухитрились раздобыть довольно похожие на мои подвески?
«Я погиб, – уныло подумал д’Артаньян. – В самом прямом смысле. Она мне никогда не простит этой сцены, этого унижения своего. Но как же, господи? Все решилось в какой-то миг, а до того она всерьез умирала от страха и стыда…»
– Ну, что же вы молчите, мой милый? – ласково спросила королева. – Ах, эти гасконцы с их фантазиями и яростным стремлением изменить свою жизнь к лучшему… Я на вас не сержусь, бедный мальчик, вас толкнула на ложь и подлог, надо полагать, эта ужасная гасконская нужда…
Д’Артаньян стоял, безмолвный и потерянный, прекрасно понимая, что настала его очередь терпеть издевательства, как всегда бывает с побежденными. Герцогиня, разглядывая его унылое лицо, смеялась во весь рот, а Анне Австрийской, сдается, только ее положение мешало разразиться громким, вульгарным, торжествующим хохотом рыночной торговки. Все рушилось в недолгой карьере д’Артаньяна – в этом он уже не сомневался…
На его счастье, за спиной послышался почтительный голос:
– Ваше величество, вот-вот начнется первый выход Мерлезонского балета, вам пора…
Одарив напоследок д’Артаньяна невинным и ласковым взглядом, Анна Австрийская мягчайше произнесла:
– Шевалье, запомните все, что я вам говорила, честное слово, я пекусь в первую очередь о вашем же благе. Невыносимо видеть, как столь молодой человек ступил на стезю порока… Постарайтесь срочно исправиться…
И она, с помощью герцогини прикрепив аксельбант к плечу, величественно прошествовала к двери. Герцогиня, проходя мимо д’Артаньяна, ослепительно ему улыбнулась и прошептала:
– Кто тебе мешал, дурачок, выбрать правильную сторону? Сам все погубил…
Когда они остались втроем, д’Артаньян, боясь взглянуть в лицо кардиналу, растерянно пролепетал:
– Ваше высокопреосвященство, клянусь вам, что…
Капитан де Кавуа вежливо подтолкнул его локтем в бок, и гасконец умолк. Он поднял взгляд и затрепетал, увидев Ришелье таким – кардинал, прислонившись затылком к стене, полузакрыл глаза, его вмиг осунувшееся лицо как две капли воды походило на беломраморную маску. Столь неожиданно обрушившийся удар был слишком силен даже для этого железного человека, привыкшего с достоинством встречать превратности судьбы.
– Не клянитесь, д’Артаньян, – сказал кардинал полушепотом. – Я нисколечко в вас не сомневаюсь. Вы сделали все, что было в человеческих силах, и даже более того… Свою часть плана вы выполнили блестяще. Зато кто-то другой не выполнил до конца свою, в этом нет никаких сомнений…
Капитан де Кавуа тихонечко, осторожно произнес:
– Она до последнего мига не знала, доставят ли ей подвески…
– Вот именно, – произнес кардинал тем же отрешенным полушепотом, не меняя позы. – Я решительно отказываюсь видеть в происшедшем козни нечистой силы, а следовательно, остаются люди… Есть только одна разгадка: Бекингэм успел заказать точную копию двух недостающих подвесков, и кто-то опередил вас, д’Артаньян, буквально на минуты…
– Это все те несколько часов, что я из-за Винтера потерял в тюрьме! – горестно воскликнул д’Артаньян. – Они-то все и решили! Дело было так…
– Вы расскажете мне об этом потом, – сказал кардинал голосом, в котором помаленьку стала проступать прежняя твердость. – Поедемте отсюда, нам нужно, не откладывая, обдумать все промахи и найти виновного… успокойтесь, д’Артаньян, я же сказал только что, лично к вам у меня нет ни малейших претензий, вы свою часть выполнили блестяще: это кто-то другой поплатится, не перехвативший вовремя ее гонцов… – Он впервые после ошеломительного удара попытался улыбнуться, и это у кардинала почти получилось. – Не унывайте, господа, проигранные сражения еще не означают проигранной войны…
Глава
в которой события несутся вскачь, словно пришпоренные
– В конце концов они меня задавили числом, – рассказывал Каюзак, выглядевший вполне здоровым и бодрым. – Прибежало еще с дюжину, стали с ног валить, вязать… Пришлось бросить этих, что я прижимал к стене скамейкой, – от них все равно не было никакого толку, сомлели, глаза закатили, о пощаде уже не орали… Взялся я за эту дюжину, и, доложу вам, друзья мои, дело пошло славно: они у меня порхали по комнате, что твои бабочки… Но дюжина – это и есть дюжина, а там еще слуг набежала немеренная уйма… Короче говоря, они меня связали по рукам и ногам и первым делом обшарили с ног до головы, так, что я извертелся от щекотки. Терпеть не могу щекотки, признаться. Ничего не нашли и бросили в подвал, говоря меж собой, что на следующее утро представят господину губернатору для скорого и справедливого суда… Один, мерзкого такого облика, принялся меня допрашивать, упорно называя д’Артаньяном…
– Говорил я вам! – воскликнул д’Артаньян, обращаясь к де Варду. – Они приняли его за главного, за меня!
– Вот именно, – подтвердил Каюзак. – Я, конечно, не стал этого прохвоста разубеждать, что я не д’Артаньян, – к чему? Вы тем временем далеко могли ускакать… Всю ночь я провалялся в этом проклятом подвале на голом камне, бока отлежал… А утром все переменилось, как в волшебной сказке. Пришел хозяин «Золотой лилии», весь из себя трясущийся от страха. И стал меня молить о милосердии таким униженным голоском, что я его даже не стал бить, когда он меня развязал… Знаете, что было утром? Эти полудурки отправились-таки к губернатору докладывать с восторгом, что поймали-таки этого самого злостного фальшивомонетчика, только оказалось, что губернатор ни сном, ни духом не ведает ни о ком подобном, никто ему не присылал указаний ловить и вязать… Понимаете, это все тот тип, что меня допрашивал: он нагрянул к амьенским судейским, представился чиновником из Парижа, обязанным поймать фальшивомонетчиков, и те, дураки набитые, дали ему переодетых солдат, оказали всяческое содействие… А может, они и не дураки вовсе… Когда прискакал гонец от кардинала и взялся за расследование, похоже было по некоторым их обмолвкам, что у того типа все же были при себе какие-то бумаги с печатями, предписывающие оказывать всяческое содействие… Это как-то больше похоже на правду – в жизни не встречал простодушного судейского, который поверит на слово чиновнику, пусть даже из Парижа, но не предъявившему никаких бумаг… Они крутили и вертели, не признавали прямо, кто подписал его бумаги, но и не говорили, что бумаг не было…
– Это-то понятно, – с горькой усмешкой сказал де Вард. – Ручаться можно, что бумаги были подписаны ее величеством. А судейские из Амьена, не будь дураки, быстренько смекнули, что их не просто обвели вокруг пальца, а втянули без их ведома в интриги меж королевой и кардиналом. И, оказавшись меж молотом и наковальней, предпочли прикинуться тихими идиотами…
– Примерно так говорил мне и гонец кардинала, – сказал Каюзак. – В общем, хозяин трясся от страха и молил не предавать его злой смертушке, потому что он ни в чем не виноват, он, изволите ли видеть, и предполагать не мог, что это не мы фальшивомонетчики, а чиновник из Парижа фальшивый…
– И вы не отвесили ему хотя бы парочку оплеух? – с неудовольствием спросил д’Артаньян. – Стоило бы…
– Друг мой, я человек добрый и отходчивый, – сказал Каюзак, значительно подмигивая. – Не по-христиански угощать оплеухами беднягу, послужившего бессознательным орудием злых сил… Но поскольку моя доброта все же не безгранична, я выставил ему условие: и его собственная продувная физиономия, и его гостиница останутся в целости и сохранности, но за это я перед тем, как пуститься в путь, отобедаю в его трактире за его счет…