Д`Артаньян - гвардеец кардинала. Тень над короной Франции (книга вторая)
Шрифт:
Как ни утомлен был д'Артаньян, но, проводив гостя, вынужден был остаться на ногах — все только начиналось…
Не теряя времени, он отправился к полицейскому комиссару и изложил суть дела — разумеется, на нем при этом был красный плащ, и хотя имя кардинала так и не прозвучало, но намеки д'Артаньяна на некоторые обстоятельства были самыми недвусмысленными, высказанными так, чтобы комиссар не вздумал ни замять эту историю, ни отнестись к ней с прохладцей…
На другое утро д'Артаньян вышел из дома в одиночку, чтобы заманить убийц понадежнее. Де Невилет не обманул — возле Сен-Андре-дез-Ар
Глава восьмая, где гость ужасно рад видеть хозяина, а вот хозяин — совсем наоборот…
Д'Артаньян решительно поднялся по крутой, выгибавшейся вправо лестнице знакомого дома на улице Сен-Жак и вошел в небольшую прихожую. Растрепанный и заспанный слуга, чьи имя д'Артаньян решительно запамятовал — если только вообще знал, — уставился на него со вполне естественным раздражением лентяя, чья дрема была прервана столь бесцеремонно. Но во всем облике слуги не было ни страха, ни хотя бы легонького испуга — и гасконец уверился, что слуга никоим образом не посвящен в некоторые предприятия своего господина.
— А, это вы, сударь… — широко зевнул он, помнивший д'Артаньяна как былого собутыльника Пишегрю и спутника в предосудительном прожигании жизни всеми доступными способами. — Господин маркиз изволят спать, поздненько вернулись вчера, то есть, если подумать, уже сегодня… — Тут только он рассмотрел красный плащ д'Артаньяна, украшенный серебряным крестом, проснулся окончательно и вытаращил глаза в несомненном почтении: — Это вы что же, в кардинальской гвардии теперь?
— Именно, — кратко ответил д'Артаньян, не расположенный вести с этим олухом долгие беседы. — Можешь не беспокоиться, я сам о себе доложу, к чему лишние церемонии…
Он решительно отстранил оцепеневшего слугу и прошел в комнату. Бездельник не соврал: Пишегрю и в самом деле валялся в постели, оглашая окрестности оглушительным храпом. На столе теснились бутылки и стаканы, шпага висела тут же, на спинке кресла, и д'Артаньян тихонько убрал ее подальше — осторожность не помешает, известно ведь, что загнанная в угол крыса от отчаяния способна прыгать высоко и кусаться ожесточенно…
Чуть подумав, он отыскал самый простой и быстрый способ — взял стоявший в углу медный жбан с водой и размашисто выплеснул его на храпящего маркиза.
Как и следовало ожидать, это возымело действие — маркиз, все еще с закрытыми глазами, вскочил, словно подброшенный взрывом бомбы, заорал спросонья:
— Наводнение!
И растерянно сел, смахивая с себя воду обеими руками.
— Не преувеличивайте, маркиз, — насмешливо сказал д'Артаньян, тщательно притворив за собой дверь. — Сена не способна на такие фокусы. Это я, ваш добрый друг д'Артаньян… причем, прошу отметить, никакое не привидение, кои вроде бы порой приходят обличить негодяя, а самый обычный человек из плоти и крови. Правда, вашей заслуги в том, что я жив, нет — вы-то как раз приложили все силы, чтобы получилось совсем даже наоборот…
Пишегрю, отчаянно хлопая глазами, отшатнулся к стене.
— Д'Артаньян, мой добрый друг! — вскричал он, раскрывая объятия. — Ну вы и шутник, право! Мне приснилось вдруг, что Сена вышла из берегов и я иду ко дну…
— Удивительно пророческий сон, — сухо сказал д'Артаньян, держа руку поближе к шпаге.
— Что за намеки? Черт, откуда вы взялись? И почему в этом плаще, что за маскарад?
— Маскарад? — усмехнулся д'Артаньян. — Нет, любезный, это не маскарад, а кардинальская служба…
— Вы в мушкетерах кардинала?!
— А вы не знали?
— Господи, откуда? После того прискорбного недоразумения в кварталах Веррери мы, если помните, не виделись более, я даже не слышал о вас… Ходили, правда, слухи, что вас то ли убили на дуэли, то ли вы вернулись в Гасконь…
Все это говорилось столь убедительным и располагающим тоном, с такой невинной физиономией, со столь невинно выпученными глазами и столь искренне прижатыми к груди руками, что д'Артаньян, не знай он всего, мог бы и обмануться…
— Бросьте, Пишегрю, — сказал он неприязненно. — Я все знаю…
— Так-таки и все? — воскликнул Пишегрю с той наглостью, что у подобных ему субъектов порой заменяет отвагу. — В таком случае, не подскажете ли, сколько чертей может уместиться на кончике иглы? А сколько англичан в Англии? И из чего делают колесную мазь?
— Не паясничайте, — сказал д'Артаньян, чеканя каждое слово. — И не придирайтесь к формулировкам. Я имею в виду, мне известно все о покушении на Сен-Жерменской ярмарке и о тех рейтарах, которых вы наняли, чтобы нанизать меня на полдюжины шпаг…
— Черт раздери, д'Артаньян, да что вы такое несете? Вы что, не останавливались с позапрошлого дня? Хотите вина? А трубочку никотианы испить не желаете? Ах вы, шутник…
— Хватит, я сказал! — прикрикнул д'Артаньян, топнув ногой. — Вы, милейший, заврались… Надобно вам знать, что рейтар по имени де Невилет оказался не просто прохвостом, а прохвостом законченным: получив от вас денежки, он пришел ко мне. И оттого, что захотел заработать еще полсотни пистолей, и потому, что испугался — ему никак не хотелось быть втянутым в убийство из-за угла человека, состоящего на кардинальской службе… свести вас вместе, чтобы вы слушали его показания — дело получаса… Не угодно ли взглянуть в окно?
Настороженно косясь на гасконца, с грозным и непреклонным видом стоявшего посреди комнаты с рукой на эфесе, Пишегрю, осторожненько прижимаясь спиной к стене на случай внезапной атаки, добрался до окна и бросил на улицу быстрый взгляд. Д'Артаньян не двинулся с места, он и так знал, что увидел там побледневший маркиз: де Вард и Каюзак, тоже в известных всей Франции красных плащах с вышитыми серебром крестами, стояли на противоположной стороне улицы, глядя на окна маркиза с видом терпеливо ждущих добычу охотников.