Д'Артаньян в Бастилии
Шрифт:
— Остановись, Планше, иначе тебе придется продолжать до вечера. Я ведь только высказал предположение.
Атос повернулся к г-ну дю Баллону:
— Дело в том, Портос, что меня приводит в дурное расположение духа сама мысль о том, что мы вынуждены прятаться, сидеть в четырех стенах, вздрагивая от стука в дверь. Кардинал, верно, пришел в бешенство, когда узнал о побеге этого испанца. Да, он наверняка пожаловался королю. О реакции короля можно только догадываться, но я не верю, что господин де Тревиль не нашел способа умерить раздражение монарха. И не такой человек господин де Тревиль, чтобы дать в обиду своих мушкетеров.
— Не
— Это так, но я хочу закончить свою мысль. Наш гасконец порядком насолил министру в истории с подвесками, потом была миледи, потом — Тур. Словом, кардинал имеет личные мотивы. Кстати, король Людовик Тринадцатый тоже. Но когда речь идет о всей роте — тут дело иное!
— Впрочем, — пожал плечами Атос, — я ведь не господин Морен, который, говорят, составляет гороскопы и предсказывает будущее нашему королю, а заодно и первому министру. Я не могу знать наверное, что происходит сейчас в Париже, и именно это меня раздражает. Поэтому я предлагаю разведку.
— Куда же мы направимся?
— К господину де Тревилю, я полагаю. Но прежде — в казармы.
— Но ведь теперь все мушкетеры, должно быть, ходят в мятежниках.
— Так что из того?! Мушкетеры всегда ходят в мятежниках и бунтовщиках. Но — против кардинала, а это, что бы там ни говорили, втайне очень радует его величество.
— Позволю себе почтительнейше заметить, сударь, что если, по вашим словам, вас повсюду ищут, то вы не успеете пройти и полпути, — вмешался обеспокоенный Планше.
Малый явно дорожил своей карьерой в Пьемонтском полку.
— Нас еще вернее схватят, если мы останемся сидеть тут, ожидая вестей от Арамиса, — заметил Атос. — Посудите, кардинал отдал приказ разыскать и схватить аббата д'Эрбле, а также господ дю Баллона и де Ла Фер. Никому и в голову не придет, что вышеозначенные господа преспокойно разгуливают по Парижу в мушкетерских плащах. Ведь прошло уже четыре дня после побега из Бастилии, наверное, всю роту уже не раз выводили на плац и каждому из подчиненных господина де Тревиля уже пришлось давать объяснения по поводу происшедшего. В самом деле, — продолжал Атос. — Ответьте мне, Портос, где рассудительный человек спрячет колосок, если он хочет, чтобы никто не смог найти его. Правильно, в поле! Среди тысячи других таких же, как две капли воды схожих с ним. Остается только сожалеть, что мушкетеров в Париже значительно меньше, чем колосьев в поле.
— Атос, вы великий человек! — восторженно заявил Портос. — Как я сам до этого не додумался. Плащи мушкетеров, в которых мы прискакали сюда из Бастилии, по-прежнему у нас. С нами будет двое слуг, вооруженных мушкетами. Превосходно! Давайте отправимся сейчас же.
— Все же лучше подождем, когда наступят сумерки, — заметил Атос. — И кроме того, мэтр Планше, кажется, не хочет составить нам компанию.
— Ах, сударь! Я этого вовсе не говорил, — отвечал Планше, охваченный томлением духа.
— Не хочет?! — удивился Портос.
— Нет же! Вы меня не так поняли, господин Атос! Господин Портос! воскликнул Планше, избегая встречаться взглядом с Гримо, который воззрился на него с немой укоризной.
— Я не настаиваю, любезный Планше, — мягко проговорил Атос, но в тоне его несчастному Планше послышался новый оттенок. Оттенок легкого презрения. Планше знал, что Атосу, как никому другому, свойственно презрение к опасности. Перед
Потом перед его мысленным взором предстал его господин в тюремной камере… Этого сердце честного Планше вынести не могло.
— Сударь, раз вы рискуете собой ради господина д'Артаньяна, то мне и подавно полагается быть там, куда вы пойдете, и делать то, что вы будете делать. Располагайте мной, я еще не подвел ни разу, не подведу и впредь!
— Отлично сказано, Планше! Отлично! — одобрительно прогудел Портос.
— Что ж, я и не сомневался в твоем решении, Планше, — так же мягко ответил Атос. — А теперь надо отполировать до блеска шпаги, почистить и зарядить пистолеты, осмотреть мушкеты. Через несколько часов начнет темнеть, а мы отправимся в казармы. Там узнаем новости.
Позже, когда слуги занялись осмотром и подготовкой вооружения, Гримо не выдержал. Он толкнул Планше локтем в бок и спросил:
— Струсил?
Планше оставил шпагу, клинку которой он старался придать сходство с зеркалом, и сердито ответил:
— Ты хочешь сказать, что мы и не в таких переделках бывали! И ты прав, Гримо. Ведь я ни минуты не колебался, когда господа мушкетеры (Планше по привычке называл всю троицу не иначе как «господами мушкетерами») предложили мне участвовать в ночном штурме Бастилии, и моей вины в том нет, что он не удался. Но теперь-то, сам посуди, если ты еще не разучился думать своей головой, как разучился говорить языком, весь Париж только и говорит, что о побеге из Бастилии. И всем уже известно, что бежал какой-то важный испанец, шпион короля Филиппа. И что брат нашего короля поднял мятеж и идет на Париж, а этот испанец у него командует кавалерией! А побег-то устроили мушкетеры! Ты понимаешь, чем это пахнет, дурья голова?
Эшафотом на Гревской площади!
Вместо ответа Гримо только ухмыльнулся.
— Что ты хочешь этим сказать?! — разъярился Планше.
— Хм, — ответил Гримо.
— Что такое?! Что за идиотская ухмылка?!
— Гревская площадь — дворянам. Для тебя — Трагуарский Крест.
Глава сорок третья
Логика господина кардинала
Хорошенько выбранив Рошфора, его высокопреосвященство успокоился и, следовательно, смог прибегнуть к помощи своей недюжинной логики. Он вдруг вспомнил, что еще ничего толком не узнал о таинственном доме на улице Медников, где его подручным так и не удалось захватить неуловимого д'Эрбле.
— Впрочем, оставим эту материю, — все еще немного ворчливым тоном заявил кардинал. — Что, вы говорите, нашли там, в этом подозрительном доме?
Рошфор обстоятельно описал все обнаруженное в результате осмотра дома, каковой был произведен от подвала до чердака.
— Все свидетельствует о том, что там занимались алхимическими опытами, ваше высокопреосвященство.
Кардинал презрительно фыркнул:
— Искали философский камень!
— Еще мы там нашли вот это. — И Рошфор подал Ришелье круглую плоскую коробочку, которую он извлек из кармана. Внутри коробочки была мазь зеленоватого цвета с терпким запахом. Его высокопреосвященство понюхал содержимое коробочки, наморщил нос, закрыл коробочку крышкой… и вспомнил.