Д. Л. Бранденбергер Национал-Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)
Шрифт:
Эти примеры весьма характерны для ситуации, наблюдавшейся в советских школах в период 1941-1945 годов. Архивные материалы свидетельствуют, что герои давнего русского прошлого находились в центре внимания не только на уроках истории, но и в литературе, рекомендовавшейся для внеклассного чтения; такие темы, как «Слово о полку Игореве» и «Смутное время» служили контекстом для пропаганда патриотических идей [531] . Той же цели чрезвычайно успешно служила произнесенная Сталиным в 1941 году речь о «славных образах наших великих предков», которая, по мнению ведущих деятелей народного образования, определяла приоритеты советской педагогической науки [532] . Она была опубликована в начале 1942 года в первом издании его же сборника «О Великой Отечественной войне» и многократно в течение войны переиздавалась [533] . Источником педагогического вдохновения являлись также такие издания, как «Правда» и «Большевик», где печатались и обсуждались патриотические статьи Ярославского и Александрова [534] . Эти примеры позволяют сделать вывод, что в целом педагогика военного времени развивалась в русле национал-большевистских тенденций 1930 годов, отличаясь от довоенной лишь своей тональностью и акцентами. История в 1941-1945 годы трактовалась на уроках более прямолинейно, чем накануне войны; интернационализм, прикрывавший после 1937 года апелляцию к глубоко укоренившимся в сознании предрассудкам и предубеждениям, был отброшен.
531
ЦАОДМ 3/82/9/155, 52об – 53об; 3/82/18/12, 26-27, 39об; Автюхов. Воспитание советского патриотизма. С. 9; Н. А. Троценко Патриотическое Воспитание школьников в общеобразовательных
532
Преподавание истории в условиях Великой Отечественной войны: " Методическое пособие для учителей средних школ Казахской ССР. Ч. 1. История СССР/Под ред. А. М. Панкратовой. Алма-Ата, 1942. С. 11.
533
И. В. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. №, 1942-1950. Издание представляет собой сборник речей генерального секретаря и его выступлений в прессе в период войны.
534
ГАРФ 2306/70/2883/83-84; 2306/70/2904/109.
Усилив свойственную сталинскому популизму склонность к национально-патриотическим лозунгам, война вместе с тем обострила многие проблемы, препятствовавшие идеологической агитации среди школьников перед войной. Хотя в это время было введено обязательное семилетнее образование, в начале 1940 годов лишь один из шести учеников доучивался до старших классов. По сравнению с этими, пусть и неточными, данными даже весьма скромные успехи системы образования в 1930 годы выглядели как завидное достижение [535] . Толпы беженцев и реквизиция школьных зданий для размещения военных объектов заставили все оставшиеся школы ввести сменную систему обучения (с 7 до 11, с 11 до 15 и с 15 до 19 часов), что еще больше осложнило учебный процесс [536] . Уменьшение количества учебных часов автоматически повлекло за собой сокращение учебных программ и упрощенное изложение материала, лишившегося многих конкретных деталей. Этот режим экономии особенно пагубно сказался на преподавании истории, усилив развившуюся перед войной тенденцию затушевывать отрицательные аспекты царского строя — крепостное право, колониальную политику. Не подверглись усекновению в эти годы в основном лишь темы, обладавшие мощным пропагандистским зарядом [537] .
535
РГАСПИ 17/126/15/145-164; 17/126/125/225/3; ГАРФ 2306/70/2749/27-28; ЦАОДМ 3/82/2/1-23, особ. 9 и 19. Ср.: Sheila Fitzpatrick. Stalin's Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization. New York, 1994. P. 224-232.
536
РГАСПИ 17/126/2/164-172; 17/125/26/117-125; ГАРФ 2306/70/2678/128-131; 2306/70/2847/5; см. также: Программа начальной школы: История СССР (элементарный курс). IV класс. М., 1943; Программа средней школы: История СССР, Новая история. М., — 1942; А. В. Колосков. Школьное историческое образование в годы Великой Отечественной войны//Преподавание истории в школе. 1983. NQ 5. С. 17-18.
537
РГАСПИ 17/126/2/164-172; 17/125/26/120; ГАРФ 2306/70/2678/130-131, 199-201.
Война не только внесла беспорядок в организацию школьного образования, но и усугубила такой неизбывный недостаток, как низкое качество преподавания. Ирония истории заключалась в том, что, несмотря на введение в конце 1930-х годов стандартных учебников, сталинский лозунг «кадры решают все» по-прежнему оставался в силе. С уходом многих молодых учителей на войну система переживала кризис. По сообщению профессора Иванова, ректора Московского областного института усовершенствования учителей, в течение 1942-1943 учебного года из-за потерь учительских кадров в результате призыва в армию было принято на работу около 20% новых преподавателей истории, не имевших никакого опыта преподавательской работы. Многие из них, как выяснилось, не окончили даже средней школы, не говоря уже о педагогических вузах. Хотя профессор уверял, что недостаток знаний возмещается их пламенным патриотизмом, другие педагоги, настроенные менее оптимистично, утверждали, что от четверти до трети всех учителей РСФСР и на пушечный выстрел нельзя подпускать к школьникам [538] . В отдельных регионах — например, в Татарской АССР, — статистика была еще более удручающей: лишь 40% местных учителей обладали необходимой квалификацией [539] .
538
ЦАОДМ 3/82/2/1-23, особ. 15; РГАСПИ 17/126/15/145-164; 17/125/225/18-19; ЦАОДМ 3/83/9/128; 3/83/18/37; см. также: Г. Д. Бурдей. Историк и война, 1941-1945. Саратов, 1991. С. 81.
539
РГАСПИ 17/126/15/166.
Согласно некоторым оценкам, большинство преподавателей Московской области справлялись со своими обязанностями только благодаря тому, что стандартные учебники по основным предметам были выпущены до начала войны [540] . Высказывались и критические замечания по поводу столь рабской зависимости от официальной программы. Имеются косвенные данные, что часть учителей знала историю не более, чем в пределах тех скудных сведений, которые содержались в примитивных пособиях вроде учебников Шестакова; многие давали школьникам материал, читая его вслух по книге [541] . Формальный подход к обучению и поощрение механического запоминания материала распространялись, как эпидемия; положение осложнялось из-за хронической нехватки учебников, так что школьники не могли изучать материал самостоятельно [542] .
540
ЦАОДМ 3/82/9/37-38.
541
РГАСПИ 17/126/15/166.
542
РГАСПИ 17/125/221/8-9; 17/126/15/145-164; 17/125/225/17; ЦАОДМ 3/82/9/38, 151; ГАРФ 2306/70/2841/10; ЦАОДМ 3/82/2/1-23.
Хотя подобные недостатки системы образования явно не способствовали успехам школьников в учебе, педагогическое руководство больше заботилось об их политическом воспитании. Так, в одном из отчетов 1941 году по Московской области высказывалось замечание, что низкий уровень подготовки среди учителей часто не позволяет им проводить исторические аналогии, связывающие прошлое с настоящим. В другом отчете подвергалась критике некая учительница Матова из города Павлов Посад, провинившаяся в том, что, рассказывая ученикам о средневековых набегах немцев на страны Восточной Европы, не удосужилась подчеркнуть, что «современные немецкие фашисты ведут истребительную войну, подобную той, которую вели немецкие рыцари в IX—XII вв., применяя выселение славян с земли, передачу земли немецким колонистам, охоту за славянами как за дикими зверьми и другие приемы истребительной войны, которые стремятся "усовершенствовать" современные мерзавцы фашисты» [543] . Сообщения об аналогичных педагогических просчетах и упущенных возможностях поступали даже из таких отдаленных районов, как Алтайский край [544] .
543
ЦАОДМ 3/82/9/39-39об, 113-114, 130.
544
ГАРФ 2306/70/2764/79-80; см. также: РГАСПИ 17/125/221/10; Бурдей. Историк и война. С. 80-81.
Не меньшую тревогу чиновников Наркомпроса вызвала работа некоей учительницы Лошаковой из Московской области, которая намеревалась «воспитывать любовь к Родине» — что, естественно, было похвально, однако «как именно будет воспитывать любовь к Родине, т. Лошакова не продумала» [545] . Осознав, что такие чувства, как патриотизм, невозможно усвоить механическим запоминанием, различные организации, — начиная с Наркомпроса и Агитпропа и кончая Академией наук, не жалели времени и сил, чтобы обеспечить плохо подготовленных учителей материалами, которые помогли бы им в их стремлении повысить свою квалификацию [546] . Известный специалист И. А. Каиров высказал в 1944 году мнение что исторические сценки и притчи абсолютно необходимы в учебном процессе: «Нельзя воспитывать абстрактное, инстинктивное
545
ЦАОДМ 3/82/9/113.
546
А. Панкратова. Преподавание истории СССР в средней школе в дни Отечественной войны против фашизма//В помощь учителю. Вып. 1. Якутск, 1944. С. 1-13; Преподавание истории в условиях Великой Отечественной войны: Методическое пособие для учителей средних школ Казахской ССР. Ч. 1. История СССР/Под ред. А. Панкратовой. Алма-Ата, 1942; ГАРФ 2306/70/2940/79-81, 72; 2306/69/2782/48, 54,60; 2306/69/2783/49; Бурдей. Историк и война. С. 78-80.
547
А. И. Каиров. Воспитание любви к Родине//Советская педагогика. 1944. № 1. С. 9.
Стремясь избавиться от возникших во время войны трудностей в преподавании истории, чиновники Наркомпроса решили несколько сократить капитальные учебники Шестакова и Панкратовой или заменить их более простыми, излагающими материал прямолинейнее и доходчивее [548] . Понятно, что это решение вызвало горячие дискуссии в рядах профессиональных историков. Одни утверждали, что учебники должны открыто пропагандировать руссоцентризм, другие выступали за опору на пролетарский интернационализм и исторический материализм [549] . Однако в целом в общей стратегии преподавания истории в школах страны мало что изменилось. Пособия Шестакова были переизданы, и героические фигуры, в особенности русские, по-прежнему стояли во главе линейного исторического нарратива, отстаивая принципы государственности с помощью популистских лозунгов. В начале 1940-х годов школьники, как и в конце 1930-х, не отличались блестящими знаниями, но усваивали по крайней мере минимум материала, позволявший им правильно отвечать на ключевые вопросы. Порой успеваемость достигала достаточно высокого уровня [550] . Беспокойство у руководства вызывали лишь отдельные случаи, когда учителя или их ученики не понимали событий, имевших большое значение для формирования патриотического самосознания [551] .
548
ГАРФ 2306/70/2749/143об, 194, 16боб, 188, 191-192; Л. П. Бущик. Очерк развития школьного исторического образования в СССР. М., 1961. С. 319-320; РГАСПИ 88/1/1049/1; ЦАОДМ 3/82/9/41об– 42, 149-153.
549
См.: гл. 7, особ. прим 27: Бурдей Историк и война. С 173; обращение Панкратовой в ЦК партии в 1944 году от имени «историков» с жалобой на Агитпроп, рьяно проповедовавший идеи руссоцентризма: «В последнее время среди работников идеологического фронта появились тенденции, с которыми никак нельзя согласиться, ибо в основе их лежит полный отказ от марксизма-ленинизма и протаскивание под флагом патриотизма реакционных… уступок всякого рода кадетским и еще более устарелым реакционным представлениям и оценкам в области истории, отказа от классового подхода к вопросам истории, замены классового принципа в общественном развитии национальным, реабилитации идеализма, панславизма и т. п.» (см.: РГАСПИ 17/125/224/1). Примечательно, что Л Я. Яковлев, руководитель школьного отдела ЦК ВКП (б), и Светлов, член руководства Агитпропа, в основном были согласны с Панкратовой; см.: РГАСПИ 17/126/15/145-164; 17/126/125/1-19; 17/125/221/11, 37, 101.
550
Бущик. Очерк развития школьного исторического образования. С. 330-334; см. гл.прим. 102.
551
В 1944 году 1-й секретарь обкома Хабаровского края Борков обратился к Сталину с письмом, в котором обращал внимание на один из крайних случаев подобного невежества. Он писал, что школьники края «не знают, кто такой Дмитрий Донской, ничего не знают о татаро-монгольском нашествии» и т. д. — см.: РГАСПИ 17/126/15/131-140, особ. 133; J7/I25/254/79-88.
Параллельно агитационной работе в школах, задачу мобилизации населения в ходе войны решала также система партучебы [552] . Эта деятельность, как указывалось в одном распоряжении для внутреннего пользования, имела целью «воспитание советского патриотизма и ненависти к врагу». История играла фундаментальную роль в выполнении этой задачи, включая современную ситуацию в привычный контекст. В том же документе подчеркивалось, что агитаторы на местах должны заниматься «освещением патриотического подъема масс, героизма советских воинов, а также героического прошлого нашего народа» [553] .
552
Г.Д. Комков. Идейно-политическая работа партии в массах в период Великой Отечественной войны//Вопросы истории КПСС. 1990. № 6. С 44-58; В. Я. Ашанин. Политотделы МТС в годы Великой Отечественной воины//Вопросы истории КПСС. 1960. № 4. С. 51-61.
553
РГАСПИ 17/125/221/29, 97.
Под «нашим народом» логично было бы понимать все многонациональное советское общество, однако конкретные шаги по мобилизации народных масс показывают, что это понятие трактовалось более узко. Так, на московском заводе «Красный Октябрь» «оживленно прошли собеседования по темам: "Образование русского национального государства", "Иван Грозный" и "Петр Первый"». В дискуссиях, проводившихся в Московской области, чередовались такие темы, как «Образование и расширение русского национального государства», «Героическое прошлое русского народа» и «О советском патриотизме и национальной гордости советского народа» [554] . Иначе говоря, в системе партийного просвещения советский патриотизм постоянно смешивался с русским национальным самосознанием, а прочие национальности Советского Союза, как и важность классового самосознания, почти не упоминались.
554
ЦАОДМ 4/39/31/10, 22-24, 54 и др.
Однако порой было непросто вести эту популистскую пропаганду так прямолинейно. Особенно большие трудности вызывала нестыковка, таившаяся в самой сердцевине идеологической конструкции и вынуждавшая агитаторов то восхвалять правителей, создававших Российскую империю, то превозносить революционеров, сбросивших их. Они мучительно пытались увязать усиленно пропагандировавшуюся идею руссоцентристского государства с догматами марксистско-ленинского интернационализма [555] . В растерянности агитаторы обращались за разъяснением в местные партийные организации, демонстрируя невозможность согласовать задачи пропаганды с реальностью современной жизни. «Как подать слушателям материал о русской культуре?» — спрашивал один из них. «Как разрешить вопрос о том, что большевики являются наследниками русской национальной культуры?» — недоумевал другой [556] . Иногда партийным организациям, конечно, удавалось дать своим агитаторам полезный совет относительно того, каким образом обойти противоречие между русскими национальными традициями и значением СССР как революционного государства рабочих и крестьян. Однако чаще всего интересующихся отсылали к классическим источникам вроде работы Ленина «О национальной гордости великороссов», где они могли найти разве что шаблонные и общеизвестные «истины», регулярно печатавшиеся в партийной прессе [557] .
555
Вопросы, которые посылали в свои парторганизации агитаторы, работавшие в гуще народных масс, показывают, что восхваление русского прошлого иногда противоречило провозглашавшейся приверженности интернационалистским взглядам, свойственным марксистской исторической диалектике. К примеру, организатор одной из дискуссий запутался в трактовке наполеоновской эпохи: «Можно ли сказать, — писал он, что война 1812 года со стороны России справедливая, но не прогрессивная; правильно ли будет, если мы скажем, что Наполеон вел несправедливые войны, коль он, как говорит Сталин, опирался на прогрессивные силы. — см.: ЦАОДМ 4/39/25/5-5об.
556
Там ж; см. также В. Карпинский В чем великая сила советского патриотизма? // Спутник агитатора. 1943. № 5. С. 5-10, особ. 6; Тараканов Н. О любви русского народа к своему отечеству. // Спутник агитатора. 1943. № 13. С. 9-13
557
См., например, публиковавшиеся каждые два месяца практические советы в «Спутнике агитатора» и «Большевике».