Д.В.Ж.Д. 2035
Шрифт:
– По вагонам. В путь.
– Бормочу я и не узнаю своего голоса. Жалкое, сиплое, морально уничтоженное существо, а не боевой адмирал. Надо взять себя в руки и добавить что-то гордое, вроде: «Они всегда будут жить в наших сердцах!» или «их смерти не напрасны, дело анклава - живо!».
Но нихрена не получается. Не умею я красиво излагать… то есть
Ветер разнёс высказанные слова и народ потихоньку тесниться к розовому вагону, не забыв кинуть по горсти земли на каждый из холмиков.
Просто память, знак уважения, честь, в конце концов. Нам нужны любые ритуалы, чтобы каждый знал, что его так же не забудут, и люди повторят его имя, когда падёт в этом суровом мире.
Богдан, Ленка и Брусов задержались дольше прочих, остановившись рядом со мной. Все скрылись в вагоне, когда мы остались под чистым небом вчетвером.
– Помянуть бы надо, - вздохнул Богдан и с надеждой посмотрел на представителя медицины.
– Да нечем.
– Если только на четверых, - совсем тихо обронил доктор, намекая на небывалого дефицита медицинский спирт.
– А то придётся делить по напёрсткам.
– Я пас, - обронил я ещё прежде, чем понял, о чём они вообще.
Состояние какое-то было, словно летал в прострации. Пограничное. Ничего не хочется. Если ещё и напиться всему начальству, то прочий народ почувствует себя обделённым.
– Я тоже, - добавила Ленка.
– Идите, закройтесь в «лазарете». Только не шумите. Пока старший недоступен, - она посмотрела на меня, махая перед глазами, - я главный экзекутор. Накажу.
– Начальство не наказывает, начальство наносит превентивные удары, - вздохнул Богдан, обнимая Брусова за плечи и увлекая к вагону.
Хорошо, что старший лейтенант не стал смотреть в глаза, намекая на то, что должны сесть друг напротив друга, налить и пить, не закусывая. Должны прокручивать в голове всё, что произошло от выхода из схрона до последних метров у вагона.
Не могу. Не сегодня. Иди с доктором. Он наш психотерапевт. Пусть работает.
Бессмертных с Брусовым удалились. Мы с Ленкой запрыгнули в камеру обеззараживания. Она стояла нерабочей. Розовый вагон вообще наполовину опустел. Прошлый день порядком разгрузил вагон, убрав новенькие рельсы, шпалы. Теперь в вагоне было что-то вроде беседки. Часть народа и осталась здесь, засев поверх плотно уложенных рельс и негромко переговариваясь. Капитанша лишь прикрыла внутреннюю дверь, отсекая их от нас в «тамбуре».
Мы присели на край вагона, свесив ноги и отложив АКМ и СВД в сторону. Я приблизил рацию к уху и коротко обронил:
– Трогай, Кузьмич.
– Хорошо, Василь Саныч.
Поезд качнулся, и шпалы замелькали перед ногами. Ленка положила ладонь на
Вдруг стало чуть теплее. Словно тепло природы только-только проникло под кожу. Я вздохнул и обнял Лену, прижимаясь плотнее. Она склонила голову, положив на плечо.
Оба прекрасно понимаем, что вторая дверь, отделяющая нас от народа в вагоне, может открыться в любой момент. Но сейчас такое ко всему безразличие. Пусть! Пусть видят. Пусть ходят слухи. Пусть вновь краснеет Алиса и злиться Вика, что не позвали и её…
Время как-то замедляется. Солнце продолжает ярко светить с небосвода. Как жаль, что у анклава не нашлось солнечных батарей. Люди в ближайшее время вообще вряд ли построят что-то подобное. Упустили свой шанс с альтернативными источниками энергии под нажимом лоббистов от углеводородов, теперь же, как бы вообще до пещерного века не скатиться.
Вокруг мелькают леса, поля, проплывает очередной мёртвый городишко. Как его? «Спасск-Дальний»? Точно. Ещё одно место, где раньше жили люди. А теперь пустой перрон и ни души намного миль окрест.
Куда ушли все выжившие люди?
В первый год выжившие от радиации, видимо разбежались по лесам, опасаясь невидимой смерти крупных населённых пунктов. Ракеты должны были уничтожать те в первую очередь. Но что потом? Бескрайние леса под постоянным снегом перестали кормить выживших, и потянулся народ обратно в города и любые населённые пункты, чтобы хоть из-под земли достать то, что можно употребить в пищу. Проще, чем из-под падающего и падающего снега.
Голод вернул всех в города. Но там уже окопались те, кто никогда оттуда не уходил. И мелкие источники жизни, окопавшиеся вокруг продуктовых складов, баз, хранилищ госрезервов и заброшенных ещё до войны бомбоубежищ, переставших функционировать ещё в постперестроечные годы, отчаянно огрызались, не пуская к себе лишние рты.
В этой битве за ресурсы участвовал и наш анклав. Не атакуя, мы лишь защищали своё. Единственный наш поход был ещё в первый год - марш-бросок до заводов под «Артёмом». За оружием. В тот рейд была сожжена львиная доля нашего топлива. С тех пор лишь глухая защита… до той поры, пока не нашли общих интересов с Хабаровском. Варяг - наш второй марш-бросок за жизни…
Спасск-Дальний промелькнул довольно быстро. Кузьмич гнал поезд километров под тридцать пять в час. Рельсы хорошие. Хоть останавливай и снимай встречу, набивая вновь розовый вагон под потолок.
Нет, сегодня всем выходной. Мышцы у рабочих должны ломить ещё от прошлой нагрузки. Пока я валялся в лазарете - народ гнул спины, уложив двести с лишним метров путей. Вроде крохи, но это шестая часть рельсового запаса, что везли собой. Так что едем пока и едем себе, а об угле и новых рельсах - завтра. Сегодня день скорби. Сегодня ничего не хочется.