Да, господин министр
Шрифт:
Однако, как я заметил, все записи в календаре были сделаны карандашом. Значит, многое, видимо, можно изменить. Сказал Бернарду, что у меня имеются и другие обязательства.
Его это явно озадачило.
– Какие? – удивленно спросил он.
– Ну… например, я являюсь членом четырех партийных комиссий по выработке политических направлений…
– Уверен, вы не собираетесь ставить интересы партии выше интересов страны, – заметил сэр Хамфри.
Странно, мне такое и в голову не приходило. Конечно, он абсолютно прав.
Между прочим, они собирались вручить мне на вечер еще три красных кейса. Когда же я выказал некоторое неудовольствие, сэр Хамфри объяснил, что министерству приходится ежедневно принимать множество важных решений и делать множество ответственных заявлений. Правда, затем он попытался обвести меня вокруг пальца.
– Впрочем, мы вполне могли бы сократить до минимума такого рода материалы и давать только то, что необходимо для выработки позиции по принципиальным, политическим вопросам.
Я сразу же раскусил его хитрость и категорически заявил, что буду принимать
Надо что-то решить с Фрэнком Визелом. Сегодня вторник, и я вдруг вспомнил, что не видел его с тех пор, как мы вместе прибыли в министерство в субботу утром.
Если быть откровенным до конца, то я вспомнил о Фрэнке, только когда он ворвался в мой кабинет с криками, чтобы его немедленно пропустили, что он с позавчерашнего дня сидит в приемной. (Полагаю, воскресенье он все-таки провел дома.)
Бернард попытался объяснить ему, что у нас закрытое совещание, но я прервал его и потребовал, чтобы Фрэнку, как моему политическому советнику, был предоставлен рабочий кабинет в МАДе.
Сэр Хамфри хотел было замять этот вопрос: теперь, мол, мне будет советовать все министерство. Но я твердо стоял на своем.
– Ну что ж, – уступил сэр Хамфри, – полагаю, у нас найдется свободное помещение в Уолтхэмстоу, как вы считаете, Бернард?
– Уолтхэмстоу? – ужаснулся Фрэнк.
– Да, Уолтхэмстоу, – подтвердил сэр Хамфри. – Пусть это вас не удивляет. Здания Уайтхолла разбросаны по всему Лондону.
– Но я не хочу сидеть в Уолтхэмстоу! – взвизгнул Фрэнк.
– Но это в лучшем квартале Уолтхэмстоу, – попытался успокоить его Бернард.
– А чем вам, собственно, не нравится Уолтхэмстоу, по-моему, совсем неплохое местечко, – добавил сэр Хамфри.
Мы с Фрэнком переглянулись. Если бы не обаяние и не манеры, приличествующие джентльменам, можно было бы подумать, что Хамфри и Бернард просто хотят вывести Фрэнка из игры.
– Мне нужен кабинет здесь, в этом здании, – непреклонно и очень громко потребовал Фрэнк.
Я согласно кивнул. Сэр Хамфри тут же капитулировал и попросил Бернарда немедленно подыскать подходящее помещение. А чтобы окончательно расставить точки над «i», я попросил направлять Фрэнку копии всех предназначенных для меня документов.
– Всех? – удивился Бернард.
– Всех без исключения, – подтвердил я.
Сэр Хамфри согласился без малейших возражений.
– Будет исполнено, господин министр. Все соответствующие документы.
Мне кажется, с этими государственными служащими совсем нетрудно найти общий язык. Они по большей части с готовностью идут на сотрудничество, а если иногда и сопротивляются, то только до тех пор, пока не почувствуют твердую руку. По-моему, я уже кое-чего добился.
После четырех лихорадочных дней наконец-то выбрал время поразмышлять – для потомков – о своих первых шагах на новом посту.
Меня поражает, во-первых, исключительная компетентность государственных служащих во всех деловых вопросах и, во-вторых, их готовность сотрудничать, хотя и не без нажима с моей стороны, с Фрэнком Визелом.
Вместе с тем, как это ни огорчительно, приходится констатировать, что я во многом завишу от этих чиновников. Впрочем, это понятно. Мы слишком долго находились в оппозиции, поэтому практически все члены нового кабинета (всего трое, включая премьер-министра, ранее занимали государственные посты) знакомы с деятельностью Уайтхолла только понаслышке. Лично мне, например, до моего назначения ни разу не довелось заглянуть в красный кейс или обсудить деловые вопросы с заместителем министра, так что о практическом функционировании государственной машины я имел довольно смутное представление. (В аналогичной ситуации оказалось лейбористское правительство в 1964 году: премьер-министр Гарольд Вильсон был тогда единственным из состава своего кабинета, кто до избрания занимал пост министра. – Ред.) Таким образом, наша зависимость от чиновников вполне объяснима. Слава богу, они ведут себя благородно.
(В понедельник сэр Хамфри Эплби встретился с секретарем кабинета сэром Арнольдом Робинсоном в клубе «Реформ» на Пэлл-Мэлл-стрит и затем сделал соответствующую запись в своем дневнике.
Любопытная деталь: государственные служащие высших рангов, возможно, в силу многолетней привычки делать заметки на полях служебных записок, докладных и тому подобных документов всегда пишут только на полях, даже если на странице ничего не написано. – Ред.)
«Обменялись с Арнольдом впечатлениями о новом правительстве. Его нынешний кабинет мало чем отличается от предыдущего. А мой новый «парнишка» очень быстро привыкает к правилам игры.
Прощупал Арнольда насчет американского посла. По слухам, в последнее время он слишком часто встречается с ПМ.
Арнольд подтвердил сам факт, но умолчал, чем вызваны эти встречи – оборонными или торговыми соображениями. Его очень беспокоит возможность утечки информации, поэтому делается все, чтобы члены кабинета пока об этом не знали.
Я пришел к выводу – уверен, правильному, – что речь идет и об обороне, и о торговле, то есть о закупках новых аэрокосмических систем.
Такой контракт значительно укрепит позиции ПМ – еще бы, всего две недели спустя после избрания! Конечно, переговоры
Исключительно ценная информация! Из слов Арнольда я понял, что ПМ было бы крайне неприятно, если бы какой-нибудь гипотетический министр ненароком «раскачал англо-американскую лодку». Человек за бортом! Фактически крах карьеры еще одного министра. Причем весьма стремительный.
Именно поэтому я уже позаботился, чтобы Вейзель (Фрэнк Визел. – Ред.) получил копию счета на закупку в США новых компьютеров для Уайтхолла. Конечно, официально получить он его не мог: такие документы не рассылаются. Но сейчас, полагаю, надо воспользоваться случаем.
Поручил своему секретарю засунуть счет в бумаги подальше, чтобы Вейзель наткнулся на него не сразу. Пусть испытает удовольствие от проделанной работы.
(Бернард Вули присоединился к сэру Хамфри и сэру Арнольду на чашечку послеобеденного кофе, когда они сидели за рюмкой послеобеденного бренди. – Ред.)
Я поинтересовался мнением юного Бернарда о нашем новом министре. Он им очень доволен. Я тоже. Хэкер, не моргнув глазом, проглотил наживку с подготовленным расписанием встреч и как миленький проработал субботу и воскресенье над содержимым шести красных кейсов. Полагаю, много времени на его приручение не потребуется.
Главное – побыстрее отвадить министра от этой бредовой идеи с открытым правительством, заметил я Бернарду. В ответ с удивлением услышал, что он, видите ли, полагает, будто мы все ратуем за эту идею. Не поспешил ли я с его назначением? Ему еще очень и очень многому надо учиться.
Пришлось объяснить: мы хотим назвать Белую книгу «Открытое правительство» только потому, что трудную проблему легче всего обойти, поставив ее в заголовок. Там она никому не мешает.
Во всяком случае, закон обратной зависимости гласит: чем меньше человек собирается сделать, тем больше он должен об этом говорить!
Но Бернард спросил:
– Что, собственно, плохого в открытом правительстве?
Я не поверил своим ушам. Арнольд же принял это за милую шутку. Иногда я сомневаюсь, нашего ли он полета птица. Может, лучше подыскать ему что-нибудь попроще, вроде Комиссии по армейским захоронениям?
Арнольд с присущей ему четкостью формулировок указал Бернарду на явное противоречие в самом словосочетании «открытое правительство».
Однако Бернард продолжал упорно твердить, что граждане демократического общества имеют право знать.
В сущности, они имеют право и не знать, разъяснили мы ему. Знание влечет за собой ненужные сложности и чувство вины. В незнании же кроется некое достоинство.
– Господин министр требует открытого правительства, – помолчав, заявил он.
Временами у меня создается впечатление, будто годы учения прошли для него даром.
Я заметил, что не всегда можно давать людям то, чего они требуют. К примеру, виски – алкоголику.
Арнольд же совершенно справедливо добавил, что, когда люди не знают, что делается, они не знают, что делается неправильно.
Дело тут даже не столько в защитном механизме функционеров. Бернарду следовало бы уже понять: помогая своему министру очутиться в глупом положении, он оказывает ему дурную услугу. Собственно, уже через две-три недели после назначения любой из наших министров превратился бы во всеобщее посмешище, если бы не наше умение сохранять в абсолютной тайне все его намерения.
Бернард – личный секретарь министра. Разве само слово «секретарь» не говорит о человеке, который умеет хранить секреты?!
Затем Бернард, спросив разрешения, поинтересовался моими ближайшими планами. Естественно, я не сказал ему, что Вейзеля ожидает большой сюрприз. Зачем подвергать столь серьезному испытанию его преданность Хэкеру? Вместо этого я спросил, умеет ли он хранить секреты. Он ответил, что умеет.
– Я тоже, – сказал я».
(Хэкер, конечно же, оставался в полном неведении относительно вышеизложенной встречи. – Ред.)
День Гая Фокса. [10] Какое совпадение! В министерстве тоже запахло порохом. Отличная возможность продемонстрировать мудрость парламента и ПЕВ (правительства Ее Величества. – Ред.).
В кабинет ворвался Фрэнк Визел, яростно потрясая каким-то листком.
– Вы видели это! – прокричал он на уровне как минимум четырех тысяч децибелов.
10
«Пороховой заговор», во главе которого стоял Гай Фокс, был устроен католиками 5 ноября 1605 г. с целью убийства короля Якова I. Для этого под здание парламента, куда он должен был прибыть на заседание, подложили бочки с порохом. Заговор был раскрыт. По традиции этот день ежегодно отмечается сожжением пугала и фейерверками.
Прекрасно! Значит, ему дают копии всех документов.
– Не всех, – скривился Фрэнк, – а только всякой ерунды.
– Какие именно документы вам не дают?
– Откуда мне знать, если я их не получаю?
Увы, это действительно так, и я толком не знаю, как ему помочь.
(Производственники называют такие случаи «синдромом света в холодильнике»: горит ли он, когда дверца закрыта? Проверить можно, только открыв дверцу, но и это не дает ответа на поставленный вопрос, поскольку тогда холодильник уже не закрыт. – Ред.)