Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
Шрифт:
– Или когда вам надо знать, что вам надо знать, – заметил мой главный личный секретарь.
– Или когда мы знаем, что вам надо знать, – уточнил секретарь Кабинета.
– Понимаете, господин премьер-министр, вам надо знать, что иногда вам не надо знать, – добавил Бернард.
– Хватит! – закричал я. Они оба, вздрогнув от неожиданности, с удивлением посмотрели на меня. – Почему? – Я ткнул пальцем в сторону Хамфри. – Почему вы решили, что мне не надо знать?
– Я не решал, – обиженно ответил он.
– Тогда
– Никто, господин премьер-министр.
Господи, сумасшедший дом какой-то!
– Тогда почему я не знал?
– Потому что никто не решил вам сказать, – с готовностью объяснил Хамфри.
– Но это же, черт побери, практически одно и то же!
– Нет-нет, господин премьер-министр, это совсем не одно и то же, – подчеркнуто спокойным голосом, каким психиатры обычно разговаривают с буйными душевнобольными пациентами, поправил меня Хамфри. – Решить сокрыть от вас информацию для любого официального лица означает взвалить на себя тяжелое бремя ответственности, а вот решить не раскрывать вам таковую информацию – это совсем другое дело. Самое обычное дело.
Я категорически заявил Хамфри, что мне надо знать все, абсолютно все.
– Все, господин премьер-министр?
– Все!
– Что ж, все так все. – Он заглянул в какое-то досье. – Итак: расход канцелярских принадлежностей в секретариате Кабинета министров на этой неделе составил четыре полных коробки скрепок второго размера, 600 пачек печатной бумаги стандартного размера, девяносто шесть фломастеров…
Он что, нарочно?
– Важнее этого дел, конечно, нет!
– И кому в таком случае надлежит решать, что важно, а что нет? – с невинным видом поинтересовался Хамфри.
– Мне, – ответил я и тут же понял, что в результате снова получу очередной перечень канцтоваров или что-нибудь в этом роде. – Нет, вам, – поправил я себя и тут же понял, что тем самым опять загоняю себя в ловушку. И поскольку нормального ответа, похоже, не было, я сердито попросил его как можно проще объяснить, чем можно достаточно разумно оправдать эту весьма досадную оплошность.
– Вашими собственными словами в палате общин, господин премьер-министр, – спокойно ответил он. – «Мы получили, что получили».
Хотя подражание можно смело считать высшей формой лести, в данном случае я предпочел бы обойтись без нее. – «Мы получили, что получили» вряд ли можно считать достаточным оправданием того, что премьер-министра публично посадили в лужу!
– Я ведь всего лишь смиренный государственный служащий, рядовой чиновник, – как ни в чем ни бывало, продолжал этот далеко не смиренный служащий и далеко не рядовой чиновник. – Это было решение министра внутренних дел.
Вон оно как! Что ж, мог бы догадаться и сам. Он всегда меня недолюбливал.
– Хамфри, вы можете предложить мне хоть какую-нибудь причину, по которой я мог бы предложить ему подать в отставку?
– При всем уважении к вам, господин премьер-министр, – не без нотки дерзости начал он, – возможно, вам не следовало бы предлагать ему подавать в отставку до тех пор, пока он не допустит ошибку, которая будет очевидной тогда, когда он ее допустил, а не, так сказать, «задним числом». Не говоря уж о проблеме, которая возникла в результате вашей собственной ошибки, когда вы попытались опровергнуть
Его прямота настолько граничила с откровенным нахальством, что я чуть было не лишился дара речи. А секретарь Кабинета продолжал свои фарисейские нравоучения. Причем с таким видом, будто имел на это моральное право.
– Вам не следовало бы отрицать то, о чем вы не были своевременно информированы.
Я не поверил своим ушам.
– Но ведь это ваша вина! Вы только что сами признались в утаивании от меня важной информации. От премьер-министра!
– Ни в коем случае, господин премьер-министр, – категорически возразил он. – Система работает без сбоев, но только до тех пор, пока премьер-министр говорит государственной службе все, что он собирается сказать, до того, как он это уже сказал. Однако если он опрометчиво говорит что-либо, предварительно не согласовав это со своими помощниками, то винить надо только самого себя. Ни одно публичное заявление не должно делаться без предварительного одобрения компетентных советников. При всем уважении к вам, господин премьер-министр, считаю необходимым напомнить, что осмотрительность и благоразумие пока еще никому и никогда не мешали.
Такого откровенно нравоучительного напоминания мне, честно говоря, слышать еще никогда не приходилось.
– Да, но я ведь не знал. Не знал, что в этом есть что-то, не подлежащее огласке.
– У правительства, господин премьер-министр, всегда есть что-то, не подлежащее огласке.
Внезапно мне в голову пришел необычный, но, кажется, вполне уместный вопрос. И почему только я раньше не подумал о нем?
– Но послушайте, Хамфри, а для чего мы вообще прослушивали Хью Галифакса? Он что, регулярно разговаривал с кем-то из русского посольства?
Секретарь Кабинета пожал плечами.
– Нет, из французского. Что намного серьезнее.
– Как это?
– Русские и без этого знают, чем мы занимаемся, – охотно пояснил Бернард.
Но ведь французы наши союзники, как бы мы о них ни думали… А чем мы занимаемся, в любом случае не секрет!
(Нам представляется уместным напомнить читателю, что британский МИД делит национальные государства на две группы: те, кого они любят, и те, кого ненавидят.
Любимчики:
(а) арабы
(б) немцы
(в) американцы
Те, кого они ненавидят:
(а) русские
(б) израильтяне
(в) французы
Больше всего им не по душе французы, вот почему общение с ними, с точки зрения МИДа, prima facie [63] рассматривается как нечто вроде измены родине. – Ред.)
– Кто это санкционировал? – спросил я. – Кто конкретно санкционировал эту прослушку?
63
Сразу, с первого взгляда (лат.) – (прим. пер.)