Да исправится молитва моя
Шрифт:
— Катенька, деточка, я знаю, тяжело тебе, — неожиданно сказала старушка, и Катя, пораженная этими словами, вдруг зарыдала в голос.
Она сидела на земле и горько всхлипывала. А старушка гладила ее по волосам и приговаривала:
— Ну, вот
Катя окончательно успокоилась и вопросительно посмотрела на инокиню.
— Ну, вот и хорошо, — обрадовалась старушка, — теперь бери мою вязаночку и неси, я утомилась. Меня ведь скоро Господь призовет, еще немного — и в путь.
— А почему вы засмеялись? — робко спросила девушка, беря вязанку с хворостом.
— Это я над собой рассмеялась. Молодая, глупая была. Все-то мне казалось, недопонимают меня. Недооценивают. А я такая хорошая, и этого никто не видит. Вот что, идем ко мне, я тебе все расскажу, вместе посмеемся.
Уже за полночь Катя заснула в келье инокини Анны. А старая инокиня поправила фитилек лампады, раскрыла Псалтирь и начала читать. Катя спала под мерное молитвословие и улыбалась — она видела хорошие, добрые сны. А инокиня Анна шептала молитвы об упокоении. Перед ее мысленным взором проходили родители и сестренка Оля, старенькая няня Анисия и отец Владимир Каноников, игуменья Варвара и строгая монахиня
— Акулина, кто эти дети? — спросила Анна.
— Это невинно убиенные младенчики. Мне поручили заботу о них, и я так счастлива.
Анна проснулась и долго лежала с бьющимся от волнения сердцем. Сон был до того ясный, что она не сомневалась в небесном счастье Акулины.
Когда Катя проснулась, то увидела инокиню за молитвой.
— Вы совсем не спали? — удивилась она.
— Нет, я спала, только мне для сна немного надо. Ты иди, Катя, к себе, а ко мне приходи вечерком. Расскажешь, как над тобой там поиздевались. — При этих словах старушка рассмеялась, а с ней и Катя.
«Скорей бы вечер, — подумала Катя, возвращаясь в монастырь, — пойти к матушке Анне в келью и помолиться с ней. Так хорошо. Почему люди не понимают, что с Тобою, Господи, все наши скорби рано или поздно обращаются в радости. Надо только уметь верить, надеяться и любить. Главное — любить...»
2009—2010
Самара