Да скроется мгла!
Шрифт:
Наши теперешние исследования будут столь же целенаправленными, сколь предыдущие были интуитивными.
И снова началась игра на нервах. Это были те же психологические пытки, но они давали ощущения не столь хаотичные, как в первый раз, и воздействовали не так мгновенно. Вызываемые ими эмоции почти не беспокоили Джарльза. Он почувствовал какое-то странное единение страха и удовольствия, как будто даже способствующей самоконтролю. При этом он мог сознательно улыбнуться, сознательно выразить свое презрение брату Домасу. Но очень скоро это чувство стало вызывать у Джарльза тревогу. И эта тревога,
Он не знал, откуда в комнате возникло солидографическое изображение его самого, изображение, говорящее с ним, и с которым он говорил как сам с собой, слыша свой собственный голос, отвечающий ему самому на его же собственный вопрос его же собственными словами.
— Армон Джарльз, есть только космос, состоящий из элементарных частиц, не имеющий ни души, ни цели. Только разум навязывает цель.
— Армон Джарльз, Иерархия олицетворяет собой высшую форму гармонии.
— Армон Джарльз, сверхъестественное и идеализированное имеют нечто общее — они не существуют. Существует только реальное.
Это продолжалось целую бесконечность.
Эти высказывания могли быть взяты из его школьных уроков, выступлений перед прихожанами, устных ответов на экзаменах. Вдруг он услышал, что его голос стал вкрадчивым и нежным.
— Посмотри-ка на меня, Армон Джарльз. Я — это ты. Таким ты будешь, когда увидишь реальность, отбросив сентиментальные мечты. Посмотри-ка на меня! Я, Армон Джарльз, смеюсь над тобой, смеюсь над таким, каков ты есть сейчас.
Этого он сказать никак не мог. Им удалось каким-то образом слепить эту фразу, собрав отдельные слова и выражения и соединив их своим дьявольским мастерством. Нет, этого он сказать никак не мог. Или сказал?
Теперь солидографический Армон Джарльз начал строить ему гримасы. Они могли быть только отражением быстро меняющегося выражения его собственного лица, которое машины Домаса улавливали и усиливали.
Все это было ненавистно Джарльзу, и он закрыл глаза.
Кто-то подошел к нему. На голове укрепили холодный металлический обруч. Оттянув верхнее веко, они приклеили его какой-то липучкой, которая не давала возможности закрыть глаза.
— Мы не хотим мучить тебя, — донесся откуда-то издалека голос брата Домаса. — Боль создаст ядро, вокруг которого ты соберешь свои ощущения и мысли. Это могло бы помочь тебе сохранить индивидуальность. А мы лелеем надежду раскроить твое сознание и разрушить тебя как личность.
Джарльз по-прежнему сопротивлялся, стараясь не смотреть на гримасы своего двойника. Забытые чувства и далекие воспоминания начали возвращаться из потаенных уголков памяти. Они наступали на него четким строем, как хорошо вымуштрованная армия. Однотипные, плоские, приземленные. Мысли, которые составляли основу его сознания и могли помочь в борьбе с этим наваждением, бесследно растаяли.
Наконец ему удалось уцепиться за свое главное убеждение — идею свободы, равенства и ненависти к тирании в любых ее проявлениях. Не смотря ни на что, эта мысль не исчезала. Ей удалось остановить грозные волны, идущие из подсознания.
Снова он испытал сенсорное успокоение и тогда услышал слова брата Домаса.
— Что такое идеализм? Это извращение. Это значит, что ты
В который раз он снова оказался в темноте. Его заставили вернуться к борьбе за свободу. Он знал — свобода и равенство прекрасна. Но почему? Почему человек нуждается в них гораздо больше любого животного? Неужели только потому, что он — вершина эволюции? Но быть выше означает только быть более сложным», а что за достоинство в сложности? Почему люди думают, что заслужили свободу и равенство? Почему бы этим прекрасным не быть привилегией избранных?
На этот раз проделанной над ним работы оказалось достаточно. Человеческие достоинства превратились для него в идеалистическую фикцию. Он понял, что никто никому ничем не обязан.
Джарльз неистово пытался восстановить концепции, согласно которым он жил прежде. В былые времена, когда его одолевали сомнения, он искал опору в собственной ненависти к угнетению, но сейчас эти чувства не принадлежали ему. Он больше ничего не ощущал. Сухой и мертвый мир фактов окружил его со всех сторон.
Напрасно он старался вызвать в памяти образы страдающих людей, он сочувствовал и хотел бы помочь. Они казались ему теперь всего лишь гротескными физиологическими машинами. Они больше не трогали его душу.
Как отступающий солдат, он метался в поисках укрытия, но, как только находил его, убежище рушилось.
Его мать и отец, например. Бессердечные животные, которые предали его. Приятно было бы понаблюдать, как они корчатся в предсмертных судорогах.
Или дьякон Дез. Джарльз ненавидел Деза всей душой. Но откуда эта ненависть? Ведь Дез — весьма чувствительный человек, хорошо понимающий реальность, желающий лишь удовлетворить свои скромные потребности. Правда, он не любит тебя, Джарльза. Но ведь тебя никто не любит. Ибо не существует привязанностей вне расчета. Основа всему — только забота о собственной личности.
Новое Колдовство. Конечно, хорошо бы оказаться среди них в случае их победы над Иерархией. Но они подвержены идеализму, им не выстоять.
Шарлсон Нория. Он любил ее. Это чувство не поддается разрушению. Пожалуй, на это он мог бы опереться. И он вот-вот мог встретиться с ней. Он любил ее. Он хотел ее. Но если ее уговорят или заставят силой вступить в общину Падших сестер, то он и так сможет обладать ею.
Иерархия. В конечном счете, безопасность была только в ее рядах. И почему он считал ее неподходящим местом для себя? И действительно, почему? Он не мог вспомнить.
Иерархия. Она расцвела в его мыслях в образе огромного золотого солнца.
Со всех сторон доносился разрывающий барабанные перепонки грохот. Джарльз будто оказался в эпицентре взрыва, всколыхнувшего космос. Этот взрыв заглушил все его чувства, с ужасающей силой разорвав нейронные связи. Джарльз был совершенно уничтожен.
Совершенная смерть всех чувств.
Затем медленное возвращение к жизни.
Он все еще находился в той же комнате. Полулежал в том же мягком кресле. И тот же брат Домас стоял рядом, рассматривая его. Нет, ничего не изменилось.