Да, я там работал: Записки офицера КГБ
Шрифт:
Было жаркое лето, люди и организации, где я мог получить информацию, были разбросаны по всему городу, я по полдня сидел за рулем, собирая данные по крохам.
Вскоре узнал, что инициатор размножения газетки в СП — некая дама, жена сотрудника международного отдела ЦК КПСС, муж помогал ей, развозя тираж по торговым точкам и распространителям… В «Доме» все начальство, включая «Рыхлого», сразу ощетинилось — вот, мол, мы им зададим… Я знал, что не зададут — испугаются, но довел дело до конца. Через неделю я положил Игорю на стол пачку документов, которые принял бы любой следственный отдел. Из них было видно, кто и почему
Игорь перебрал документы, улыбнулся, как давно уже не улыбался, и сказал: «Вот это настоящая контрразведка…»
Мы знали, что документам не будет дан ход, что никто пальцем не тронет ни даму, ни ее мужа, ни иностранцев, ни тем более газетку.
В уставах новых партий было записано, что они могут иметь поддержку из-за рубежа — это, конечно, широко не обнародовалось…
Так все и получилось. Документы полежали у «Рыхлого», потом вернулись — без подписей или пометок, без резолюции и указаний. А потом и он сам опять оказался в родном ЦК КПСС — видно, там ему нравилось больше, чем в КГБ, — власти много, а ответственности — ноль.
Управление возглавил приехавший из Свердловска Воротников — с комсомольским лицом и повадками, но пограмотнее прежних комсомольцев. Даже по телевидению выступал толково — рассказывал о борьбе с терроризмом.
Я еще захаживал в Госкомпечать, на двери «моего» кабинета еще висела табличка с моей фамилией, но «реорганизация» шла полным ходом — понять, что творилось, было невозможно. Ясно одно — остался без «крыши».
Я пыхтел утром со своими гантелями, когда раздался телефонный звонок — звонила соседка: «Евгений Григорьевич, включайте телевизор, военный переворот…»
Они сидели за длинным столом — опытные, хитрые, знающие, но с первых их слов стало ясно: не уверены в себе, плохо подготовлены, ничего не выйдет. На дерзкие вопросы журналистов они давали путаные, бестолковые ответы, несли ахинею о Горбачеве, о необходимости наведения порядка в стране, о том, что военная техника на улицах Москвы — это так, для того же порядка, что сил у них хватит. Особенно неясно было после выступления Пуго — почему он, министр внутренних дел, раньшене занялся наведением порядка и кто ему мешал?
Теперь Янаев, явно испуганный тем, что случилось, с трясущимися пальцами, которые ловко выхватил крупным планом оператор ТВ, пытался объяснить необъяснимое.
В «Доме» царило болезненное возбуждение. Одни восторгались происходившим и даже обнимались в коридорах, скоро выяснилось, что этого делать не следовало — все были проданы с потрохами новому начальству. Другие собирались в комнатах и слушали то радио, то принесенные с собой транзисторы — «Свобода», «Голос Америки», Би-Би-Си…
Я изрыгал злобу и мечтал о расстреле Крючкова во дворе «Дома» перед строем офицеров. Язов, настоящий
Никто (или почти никто) ничего не знал, никто не отдавал никаких приказов. Я пошел по начальству — Игорь был уже заместителем начальника Управления, и пару месяцев назад исполнилась его мечта — стал генералом… Он знал кое-что, но молчал, вытащить из него что-либо оказалось невозможным. Забегая вперед, скажу, что он стал одной из «жертв» переворота: от военного коменданта пришел рескрипт о закрытии типографий, и Игорь послал кого-то из молодых сотрудников этот рескрипт передать директорам двух или трех типографий, находившихся в ведении нашего отдела. Этого оказалось достаточно…
Другой заместитель начальника Управления, выполняя приказ одного из зампредов КГБ, послал нескольких оперов, и те задержали (а проще говоря — взяли под арест) двух депутатов и отвезли их в расположение воинской части, где тех и продержали до провала «путча».
Еще кто-то пытался отключить (или отключил?) какой-то канал ТВ.
Вот все, что мне известно об участии 5-го Управления в путче. О команде «Альфа» впоследствии много говорилось. Ясно одно — любой Белый Дом из двух существующих мог быть взят штурмом в четверть часа, и никакие «верные демократии» воинские части не смогли бы помешать — на то она и была командой «Альфа».
Выходило, что кроме самого Крючкова и его заместителей в операции были заняты руководители «девятки» и Управления правительственной связи, да каким-то краем часть руководства разведки — вот и все. Но этого оказалось достаточным, чтобы почти немедленно была развязана открытая кампания, направленная уже не на дискредитацию, а на полный разгром КГБ.
Короткое время — месяц с чем-то, Комитетом руководил начальник разведки Шебаршин — потом и он оказался в чем-то замешанным, и на Комитет обрушился господин Бакатин.
Но все это позже, а пока нам было приказано находиться в здании, сидеть на своих рабочих местах… Под окнами бесновалась толпа, проносили огромные трехцветные флаги. На площадь Дзержинского неторопливо выехал танк, поехал по Охотному ряду мимо Детского мира. По телевидению показывали танковые колонны, офицер демонстрировал пустую обойму и объяснял толпе, что никто не собирается стрелять: пустые обоймы, как оказалось позже, были не у всех…
Объявили, наконец, какую-то из разновидностей мобилизационной готовности — дела и документы приказали погрузить в мешки и приготовиться к их вывозу. Все возились с мешками, жгли и рвали несекретное — секретное уничтожать было запрещено. Потом опять все разложили по сейфам — мобготовность отменили.
В метро расклеивали листовки в поддержку Ельцина, где неумелых и нерешительных заговорщиков называли преступниками — вскоре их так же назвали по радио, это был первый признак провала. К тому времени пролилась кровь — кстати, нигде не упомянули, что во время столкновений с толпой погиб, по крайней мере, один военный — сгорел заживо водитель БТРа, не успевший выбраться из машины. Тут уж судьба заговорщиков выглядела совсем печально, но один из молодых сотрудников уверенно сказал мне: «Вот увидите, им ничего не будет. Спустят дело на тормозах. Ворон ворону глаз не выклюет…»