Дача «Эльза»
Шрифт:
– Как мы рады, что вы вернулись, господин Аршак. – сказал слуга, вешая пальто.
– Забудь это имя, отныне я Александр, где Лизавета? – спросил человек в военной форме.
– Наверху, осматривает комнаты, у нас скоро открытие. – сдержано отвечал человек во фраке с лысиной и седыми волосами по бокам.
Сначала на лестнице показались каблуки. Ноги переходили в роскошное синее платье, украшенное цветами. Высокая женщина с изящной осанкой и тонкой талией, медленно расплывалась в улыбке, явно сдерживая свои радостные эмоции. Круглое лицо с естественным румянцем на щеках и черной мушкой в правом уголке
– Лизавета… – произнес человек в военной форме и уверенно прошел по красному ковру с зелеными краями, тянущемуся к основанию лестничного пролета, поймав женщину в самом низу, и поднял за бедра над собой. Пара закружилась, словно в танце, они радостно смотрели друг другу в глаза. Опустив на пол Елизавету, Александр крепко обнял и страстно поцеловал женщину. Судя по всему, они не виделись долгое время.
– Ты голоден? – спросила женщина высоким от радости голосом.
– Еще бы! – ответил Александр.
– Тогда чего же мы ждем, стол уже накрыт. – радостно сказала Елизавета, обнимая своего мужчину.
– Дорогой гость, пройдемте с нами за стол. – произнес мужчина, посмотрев в сторону Ярослава.
Опешив от происходящего, человек в серой куртке никак не мог прийти в себя. Запах неизвестных духов, тянулся от спутницы Александра.
– Это ведь невозможно, я же старший лейтенант, – подумал Ярослав.
– Я думал, эта война никогда не закончится, – сказал Александр, проходя в просторный зал для приема пищи.
– Ну чего же вы ждете, уважаемый, может, хотите осмотреться? – спросил слуга, обращаясь к Ярославу, – хотите выбрать комнату на ночь? Будете нашим первым гостем, советую комнату, выходящую на нашу любимую гору – Машук!
Растерянность старшего лейтенанта не могла быть выражена в тех словах, которыми обладал бы человек нашего времени. Сотрудник, которого учат не удивляться, чтобы казаться уверенным в любой ситуации, был похож на ребенка впервые осознавшего, что видит снег. Когда человек во фраке провел гостя за стол, хозяева здания беседовали о том, что Александру довелось побывать на русско-японской войне. Когда логика нарушается, начинается растерянность, когда осознается последнее воспоминание исчезает грань между реальностью и сном.
– Как жаль, что ее расстреляют, – подумал Ярослав, смотря на то, какие же все-таки это замечательные и образованные люди.
– А что это за нефтяные скандалы в Баку, ты там замешан? – спросила женщина с бокалом вина.
– Там все хорошо, теперь у нас есть друзья в низших сословиях, – спокойно отвечал Александр, орудуя ножом и вилкой.
– Скоро этот дом будет переполнен гостями! – сказала радостная женщина.
– Да, кто владеет дачей, владеет элитой этого города, – спокойно проговорил Александр, глядя на вилку с куском какого-то мяса.
– Но если я здесь, то может, я могу рассказать им все, как есть? Меня явно сочтут сумасшедшим. – думал человек в серой куртке, держа серебряную ложку. Его взгляд казался очень внимательным, будто гость из будущего слушал, о чем говорят хозяева, но на самом деле он был погружен в свои раздумья и очень растерян. Логически натасканный ум
После того как трапеза подошла к концу, слуга стал показывать Ярославу его комнату. Как только он дошел до того самого места, где недавно услышал хруст стекла, слуга внезапно повернулся и схватил за плечи старшего лейтенанта.
– Что ты здесь делаешь?! – кричал мужчина с седой бородой, вцепившись в плечи старшего лейтенанта. Ярослав не мог произнести ни слова, руки его были непослушны, они даже не поднимались. Затем слуга отвесил ему пощечину, лицо мужчины с бородой и залысиной стало дряхлеть, превратилось в иссохшее тело и серым пеплом рассыпалось на пол, оставив в куче вороха лишь выцветшую одежду.
Непонятный женский голос стал нарастать, сначала слова были неразборчивыми, но со временем, Ярослав ощутил, что на самом деле его кто-то трясет и он лежит на полу.
– Очнись… очнись… блин, я убила человека! Я не хотела, очнись, пожалуйста!
Ярослав открыл глаза и увидел пред собой склонившуюся брюнетку с бездонными синими глазами. Незамедлительно и появилось чувство боли, где-то в затылке. Правая рука машинально потянулась к голове, как только он притронулся, словно теплая кашица на ощупь, в месте предположительного удара, каким-то твердым предметом, отдалась острой болью по всем нервам в теле электрическим током, и Ярослав издал протяжный стон. Резко убрав руку от раны, он посмотрел на свою кисть в крови.
– Прости меня, я не хотела, прости, я думала это эти фанатики! – повторила растерянная девушка в коричневой куртке и синих джинсах высоким голосом. Рядом на полу валялся какой-то брус. Девушка достала в своей коричневой сумке с совой из геометрического узора маленькую пластиковую бутылку и протянула Ярославу.
– Пить, ты хочешь пить, давай промоем тебе рану! Пожалуйста, только не обижайся, я правда не хотела, ты меня сильно напугал! Зачем ты крался?! – неуемно стрекотала девушка, от этого у Ярослава в голове началась еще более непонятная картина. Сидя на полу, он пытался прийти в себя и понять, что он только что увидел. Красные ковровые дорожки растаяли на глазах, как и одежда слуги, черным пятном растаяла в ворохе хлама. Холодный грязный пол и склонившаяся растерянная девушка, пошарпанные стены и отсутствие окон, вот такая картина устраивает неспокойный логический ум.
– Да заткнись ты уже, – сказал Ярослав чуть ли не стонущим голосом.
– Заткнуться, хорошо, я заткнусь, понимаешь, я чуть сейчас не убила человека, ты пока лежал, я тут чуть с ума не сошла! Ты понимаешь, я не хотела, я уже думала все, тебе крышка!
– Заткнись! – рявкнул Ярослав, но девушка дальше все говорила и говорила.
– Пойми, ты меня напугал, зачем ты крался? Я думала ты маньяк какой-то, зачем ты шел, а потом еще высунулся так, будто выискивал жертву?! Я тебе сейчас промою рану, ты только… – на этом слове Ярослав выхватил бутылку, и пока девушка была в замешательстве от происходящего, провернул пробку, а затем облил все лицо девушке. Гримаса застыла на лице брюнетки, открыв глаза, она машинально дала пощечину человеку в серой куртке, а затем двумя руками прикрыла свой рот с еще большим сожалением.