Дафнис и Хлоя
Шрифт:
На море подымалось волнение от ветра, веявшего с прибрежных холмов. Волны, в обратном течении, незаметно подняли отвязанный корабль и унесли в открытое море. Только что увидели это Метимнийцы, как одни побежали к морю, другие стали звать гончих. Все вместе кричали так долго и сильно, что отовсюду, с окрестных полей сбежались поселяне. Но делать было нечего: ветер свежел, волны, играя, уносили корабль с неумолимою быстротою. Метимнийцы, лишенные и корабля, и многого имущества, бывшего на нем, стали разыскивать пастуха провинившихся коз. Нашли Дафниса, начали его бить и срывать одежду. Уже один из них ремнем, на котором водят собак, хотел связать ему руки. Несчастный вопил под ударами, молил о помощи соседей, в особенности призывал Ламона и Дриаса. Оба, старики еще бодрые, с руками,
Так как требование это всеми было одобрено, то выбрали посредником волопаса Филетаса. Он был и годами старше всех, и в стране считали его за человека справедливого. Метимнийцы первые изложили свою жалобу ясно и подробно перед судией-волопасом:
— Мы высадились на берег, чтобы охотиться. Привязав корабль ветками ивы, оставили его на берегу и отправились с гончими искать дичи. Вы не можете себе представить, какими драгоценными вещами наполнено было наше судно! какими одеждами! сколько собачьих сбруй припасено было там! сколько денег! На эти сокровища можно бы купить все ваши поля. Как вознаграждения, требуем мы, чтобы вы позволили нам увести с собою этого глупого пастуха, который по-видимому пасет свои стада в море.
Так говорили Метимнийцы. Дафнис, после испытанных побоев, чувствовал себя нехорошо. Но увидев Хлою, забыл все и начал так:
— Я стерегу мое стадо, как должно. Жаловался ли кто-нибудь из окрестных поселян, что козы мои испортили ему сад, сломали хотя одну лозу в его винограднике? А вот эти юноши — действительно глупые охотники: собаки их, плохо выученные, бегают всюду, лают без толку; они, как волки, спугнули коз моих с холмов и пастбищ и загнали к морю. Вы говорите: перегрызли ивовые ветви. Правда! Но ведь на голом песке не могли они найти ни дерна, ни тмина, ни толокнянки. Корабль унесен ветром в море? Но в этом виновны ветер и море, а не козы. На корабле были деньги, одежды? Но какой разумный человек поверит, чтобы судно, нагруженное драгоценными вещами, могло быть привязано ивовыми ветвями!
Молвив так, Дафнис начал плакать и пробудил жалость в поселянах, так что Филетас, в качестве посредника, поклялся богом Паном и Нимфами, что ни Дафнис, ни козы его не виновны; виновны же разве море да ветер, за которые пастух отвечать не может. Метимнийцы, мало убежденные доводами Филетаса, бросились в ярости, снова схватили Дафниса и пытались связать ему руки. Но поселяне, выведенные из терпения, напали на них, как стая крикливых скворцов и сой. В один миг вырвали из их рук Дафниса, который, в свою очередь, не жалел ударов. Скоро, при помощи палок, обратили они в бегство Метимнийцев и преследовали их до тех пор, пока не выгнали за межу своих владений.
Меж тем, как поселяне заняты были дракою, Хлоя отвела Дафниса к Нимфам. Обмыла ему лицо, запачканное кровью, которая потекла у него из носу во время драки; вынула из мешка кусок хлеба с ломтем сыру и дала ему поесть. Но более всего подкрепил и успокоил его поцелуй нежных губ, более сладкий, чем мед.
Такова была опасность, которой избегнул Дафнис. Этим дело не кончилось. Метимнийцы, вернувшись домой, смиренные пешеходы, без корабля, покрытые синяками, потерявшие охоту к веселью, созвали народное собрание, явились гражданам, как молящие справедливости и потребовали возмездия. Они, конечно, не открыли истины, боясь, чтобы их не подняли на смех за палочные удары, принятые ими от безоружных пастухов. Напротив, обвинили Митиленийцев в том, что они отняли корабль и ограбили их, как враги во время войны. Метимнийцы, заключив по ранам, что они говорят правду, сочли необходимым отомстить за оскорбление молодых людей, принадлежавших к лучшим семьям. Тотчас, большинством голосов, постановили поход на Митиленийцев, без объявления военных действий, и приказали военачальнику спустить на море десять кораблей, чтобы опустошить берег Митиленский, так как, в виду наступавшей зимы, считали неблагоразумным посылать в море много кораблей.
Заутра стратег поднял якорь. С отрядом воинов, служивших ему гребцами, направился он к морской границе
Корабли были переполнены разнообразною добычей. Метимнийцы сочли за лучшее не продолжать военных действий и пустились в обратный путь, боясь врагов и зимы. Выехали в море; но двигались медленно, не на парусах, а на веслах, потому что не было ветра. Когда все успокоилось, Дафнис вышел из лесу на равнину, где обыкновенно пасли они стада свои. Но не нашел ни коз, ни овец, ни Хлои. Всюду запустение; разбросанные по земле, валялись обломки флейты, на которой играла Хлоя. Он громко закричал и с жалобными воплями стал подбегать то к буку, под тенью которого они сиживали, то к берегу моря, надеясь еще увидеть Хлою, то к изваяниям Нимф, у подножия которых напрасно искала она убежища от врагов. Здесь катался он по земле и обвинял Нимф в предательстве:
— Хлою оторвали от ваших алтарей; вы это видели и потерпели! Хлою, которая плела для вас венки, приносила вам начатки молока, Хлою, чья флейта висит еще здесь, как жертвенный дар! Волк не унес козы — а враги сразу похитили оба стада и пастушку, подругу мою! Они режут коз, убивают овец! Ты будешь жить отныне в городе, Хлоя! Как покажусь я теперь на глаза отцу и матери, без стада, без Хлои, чтобы сделаться простым поденщиком; потому что мне больше некого пасти? Лягу здесь и подожду смерти или новых врагов. О Хлоя, чувствуешь ли ты такое же горе, как я? Помнишь ли ты эти долины, Нимф и меня? Или утешают тебя в несчастий овцы и козы, разделившие с тобою плен?
Пока он жаловался так, глубокий сон объял его среди плача и стонов, и явились ему Нимфы, три жены, высокие и прекрасные, наполовину обнаженные, с босыми ногами, с развевающимися кудрями, подобные изваяниям. Сперва они как будто безмолвно жалели Дафниса, потом старшая сказала ему, утешая:
— Не упрекай нас, Дафнис. Мы более заботимся о Хлое, чем ты. Это мы сжалились над нею, когда она была маленькой девочкой, приняли и вскормили ее в этой пещере. Она рождена не среди полей и овец, также, как ты рожден не среди коз Ламона. Впрочем, мы уже устроили все к ее благу. Не привезут ее в Метимны рабыней, не будет она военной добычей. Мы умолили бога Пана, чей лик ты видел под сосною, и которому однако вы ни разу не принесли в дар гирлянды цветов, — мы умолили Пана придти на помощь Хлое. Ибо лучше нас умеет он сражаться, и нередко случалось ему покидать затишье полей для брани. Пан выступил в путь, Пан идет — грозный воитель, против Метимнийцев. Не горюй же и встань. Покажись Ламону и Миртале, которые, подобно тебе, лежат и плачут, думая, что и тебя взяли в плен. Завтра Хлоя вернется с козами и овцами. И снова будете вы вместе водить их на пастбище, снова играть на свирели. Остальное бог любви довершит.
Увидев и услышав это, Дафнис внезапно пробудился. Плача от скорби и радости, обнял подножие Нимф, дал обет, если Хлоя спасется, принести им в жертву лучшую в стаде козу. Потом побежал к сосне, под которой виднелась статуя Пана, козлоногого, рогатого, в одной руке державшего флейту, другой останавливавшего козла, который скачет. Дафнис помолился за Хлою и обещал заколоть ему козла. Солнце склонялось, когда юноша кончил молиться и плакать. Взяв нарезанные ветви, вернулся он домой, где возвращение его утешило Ламона и Мирталу. Поев немного, лег он спать, но и во сне плакал. Умолял Нимф явиться, тосковал в ожидании дня, который, как они обещали, должен был возвратить ему Хлою. Ночь никогда не казалась ему такою длинною. А в это время вот что происходило на кораблях.