Дагги-тиц
Шрифт:
— Хочешь, подарю?
— Конечно! Очень хочу! — Отказываться из-за стеснительности значило бы погубить счастливое предсказание.
— Вот и чудесно! — Лев Семенович поднял снимок за уголок. — Получай… А может, мне на нем расписаться? В знак нашего знакомства…
— Да. Если не трудно… — Лодьке подумалось, что подпись хорошего человека усилит доброе влияние снимка на судьбу. А то, что Лев Семенович хороший человек, было уже ясно.
Лев Семенович взял у Лодьки ручку, макнул «шкелетик» в чернила и вывел на белом обороте снимка,
— Можно и с ней, — весело откликнулся Лодька. — Фамилия Глущенко…
Лев Семенович секунды две смотрел на него, словно поверх очков (хотя очков не было), потом согнулся и закончил надпись. Получилось: «Всеволоду Глущенко на память о первой встрече и с надеждой, что она не последняя. Л.С.Гольденштерн. 29/8-50 г.»
Потом он помахал фотографией, чтобы скорее высохли чернила. Но они не сразу высохли. Лев Семенович выудил из-под снимков на столе желтый пакет с надписью «Унибром. Фотобумага. 20х30».
— Вот, положишь сюда, когда подсохнет. А пока держи…
Лодька взял снимок и еще раз прочитал подыхающие строчки.
— Ты, наверно, думаешь: с чего это Эл Эс Гольденштерн написал тут о возможности новых встреч? — неловко усмехнулся Лев Семенович. — Это из корыстных побуждений, друг мой. Хочу тебя попросить: дай мне на недельку эту самую книжку, «Путем отважных». Любопытно, что там сочинил мой приятель Олежек. Это ведь его первая крупная вещь, а я до сих пор не удосужился ознакомится…
— Да, конечно! — Лодька выдернул книгу из-за пояса. — Вот, пожалуйста! Хоть на сколько!
— Не надолго… А тебя не затруднит потом прийти за ней?
— Да нисколечко!
— А чтобы не было скучно приходить просто так, я могу тебе тоже что-нибудь дать почитать. Ты ведь, как я вижу, немалый любитель чтения, а?
— Ну… в общем да…
— Чудесно. Я думаю, у меня найдется такое, чего ты не видел. Пойдем…
Рядом с перекошенным шкафом была дверь, за ней — комната, похожая на первую. Только там, у одной стены, — полки до потолка. С тусклыми красками разноцветных коленкоровых корешков.
Лодька обмер. Он знал, что это такое.
В прошлом году он оказался с мамой у ее знакомых, в таком же старом доме, и там увидел в шкафах похожие книги. «Издательство Маркса», «Издательство Сытина», «Издательство Деврiенъ», — разбирал он на корешках. Но главным были не названия издательств, а заголовки книг и фамилии авторов. Про некоторых Лодька раньше и не слыхал: Жаколио, Буссенар, Капитан Мариетт. Были и знакомые: Конан-Дойль, Джек Лондон, Купер, Майн-Рид, но на таких книгах, которых Лодька тоже не читал: «Сэр Найгель», «Морской волк», «Морская волшебница», «Квартеронка»… Лодька там перед шкафами истекал тоской и желанием, но знакомые были не такие уж близкие, мамина встреча с ними была «по делу» и о просьбе «дайте почитать» не могло идти речи…
А здесь… Счастье обрушилось
— Мамочка моя… — шепотом сказал он.
— Впечатляет? — с удовольствием спросил Лев Семенович. — Выбирай…
Конечно же Лодька сразу спросил:
— А «Три мушкетера» есть?
Лев Семенович потускнел.
— «Мушкетеров», увы, нет. С Дюма получилась… ситуация. Его забрали родственники. Давно еще…
— Тогда можно вот эту? — Лодька вытянул с полки красный том с густо оперенным индейцем. В книге были сразу два романа: «Последний из могикан» и «Следопыт». — Это ведь продолжение про Зверобоя, да? Я про него читал одну книгу, а о других только слышал…
— Прекрасный выбор!.. Давай заверну в газету…
— Лев Семенович! А можно я дам ее почитать еще одному человеку? Он ее не испачкает, не потреплет. Он над книжками так же, как я… дрожит…
Можно было бы и не спрашивать, просто дать Борьке и предупредить: береги, как фарфоровую вазу. Но не хотелось хитрить даже в мелочи. Может, чтобы… не разрушить ощущение волшебства и надежды, которое теплело в душе от подаренных птиц?
Лев Семенович сказал сразу:
— Разумеется… А что за человек, если не секрет?
— Это… мой хороший товарищ.
Правильнее было сказать «друг», но Лодька и Борька редко говорили это слово вслух. В нем было что-то такое… ну, чересчур сокровенное.
— Разумеется, — повторил Лев Семенович. — Я полагаю так, что книга создана для чтения, а не для вечного стояния в шкафу. И если на нее даже капнут вареньем, это не трагедия…
— Не, мы не капнем!
— Тем лучше… А вас не смутит в книге старая орфография? Всякие там «яти» и твердые знаки?
Лодька скал с легкой гордостью:
— Нисколечко не смутит. У меня есть «Вечера на хуторе…» Гоголя, до революции напечатанные, я их еще в первом классе вдоль и поперек читал… И Борька такие книги запросто глотает… Лев Семенович, а откуда это все… такое богатство?
— Наследство давних родственников. Когда-то обитал в этом доме довольно известный врач Гольденштерн…
Лодька подумал: сказать ли? И решился. Как бы в благодарность за все хорошее.
— У вас красивая фамилия…
— Вот как?
— Ну конечно! По-немецки значит «золотая звезда».
— О! Значит, ты изучал немецкий?
— Ну да. В пятом и в шестом…
— Весьма похвально… Хотя, если рассуждать точно, «Гольденштерн» — это не по-немецки. То есть не только по-немецки… Было время, в давнюю старину, когда множество евреев переселилось в Западную Европу, и там у них, кроме древнего языка «иврита» возник еще один, «идиш». На основе немецкого и голландского. Если кто говорит на идише, тот вполне может понять немцев… Ты, наверно, не слышал про такое?
— Слышал. У Борьки… ну, у того, которому я хочу дать книгу… мама знает этот язык. И Борькин брат Моня, но он чуть-чуть… А сам-то Борька, конечно, ни бум-бум…