Дагор
Шрифт:
– Кто же?
– он многозначительно поглядел на Арчи.
– Томпсон!
– выдохнула она.
– Но мы же его похоронили, - отец Игнасио вздохнул.
– Я сам его хоронил.
– Он выбрался и идет за нами!
– О нет. Он был мертв. Тут нельзя ошибиться.
– Отец Игнасио, - Арчи замялся на миг, - но ведь… они умеют оживлять мертвых. Я знаю, я слышал легенды. Да и вы тоже.
– Черных, да. Язычников. А он белый. Христианин.
– Но он не принял причастия.
– Да, - согласился отец Игнасио, -
Молодой человек сложил руки у рта, крикнул:
– Томпсон! Тихо…
– Я не верю, - отец Игнасио торопливо перекрестился.
– Это языческие выдумки. Давайте похороним ее по-христиански, друг мой, и уйдем отсюда.
– Но…
– Она мертва, говорю вам. Оставьте ее.
– Я только срежу прядь волос.
– Воля ваша. Бедное дитя. Укройте ей лицо, Арчи.
Он глядел, как Арчи, стоя на коленях, осторожно выкладывает могильный холмик ветками, кусками коры, камнями…
– А если она выкопается и пойдет за нами, лицо изъедено муравьями, как вы думаете, он будет ее любить?
– прошептала Мэри в ухо священнику.
– Господь с тобой, девочка, что ты говоришь?
Глаза блестят сухим нехорошим блеском, искусанные губы распухли. Бедняжка, похоже, подвинулась умом. А ведь ее так рекомендовала настоятельница. Разумная, рассудительная, крепкая девушка, и верой крепкая, и телом, как раз то, что нужно. Вдобавок нехороша собой, а значит, всю себя отдаст благородному делу… Разумная женщина эта настоятельница. Но она ошиблась. Мэри не для мира. Мэри - для монастыря, где нет соблазнов. Слишком сильна в ней кровь ее матери. Гнилая кровь.
Днем они наткнулись на мертвого оленька.
Животное размером чуть больше кролика лежало во мху, раскинув крохотные копытца. Тушка была еще теплой.
– Отчего он умер?
– Арчи нагнулся рядом с отцом Игнасио, который посохом перевернул животное.
– От зубов, - кончик посоха уперся в порванную шею, где шерстка намокла от крови.
– Должно быть, мы спугнули какого-то хищника, и он предпочел убежать, бросив добычу. Обычно они втаскивают ее на дерево. Очень кстати, должен сказать. Первый раз нам попалось что-то крупнее мыши.
– Да. Вы знаете, я раньше думал, такой лес должен кишеть животными, как в книжках для мальчиков. А он пустой. Мы даже не смогли никого подстрелить - просто потому, что никого нет. Пустой лес, правда, странно?
Это в книжках для мальчиков пишется о рае на земле. Рае для мальчиков, рае, где можно стрелять и бороться с нестрашными опасностями, взрослеть без драм, без вины, превращаясь в сильных мужчин. А это не рай. Это земля для таких, как он, таких, как мы, земля для потерянных душ, для отверженных, для тех, кто умирает без покаяния.
Он пожал плечами.
– Здесь все боятся. Животные боятся человека, боятся друг
Он пошевелил тушку посохом.
– У него клыки!
– изумленно сказал Арчи.
– Да. Он тоже пожирал чью-то плоть. Хищный олень - странный зверек, слышали о таком? Туземцы говорят, он вдобавок умеет лазить по деревьям. Послушайте, Арчи, надо забрать мясо. Здесь его разделывать нельзя, зверь может вернуться.
– Какой зверь?
– Скорее всего, крупная кошка. Обычно они очень осторожны, но голод может пересилить. Если мы отойдем подальше, а там разложим костер… у нас наконец-то будет еда. Взвалите его на шею, Арчи, так будет удобней.
– Но он весь в крови!
– Ну, так оботрите его листьями. Идемте, Арчи, это добрый знак. Быть может, нам все-таки удастся выйти к людям.
– Мы просто обязаны, отец Игнасио, - юноша повернул к нему голову, на губах его скользнула дрожащая улыбка, - ради… ради нее. Она бы хотела, чтобы люди узнали - о ней и об Аттертоне. О затерянном городе.
– Да, - механически повторил священник, - о затерянном городе. Осторожней, Арчи, вы пачкаете воротник кровью.
– Тебе надо подкрепиться, - сказал он.
Жареный оленек пах восхитительно. На золотистом мясе пузырился и шипел розовый сок.
Мэри лишь помотала головой. Зубы ее были так плотно стиснуты, что, казалось, верхняя челюсть срослась с нижней.
– Еще немного - и мы выйдем к людям. Здесь где-то неподалеку должна быть бельгийская миссия.
– Мэри, - сказал молодой человек, нагибаясь к ней, - Мэри. Тебе надо лишь немного потерпеть, но для этого требуются силы.
В руке он держал кусок мяса, насаженный на палочку.
Она оттолкнула его, глядя исподлобья лихорадочно блестевшими глазами.
Был закат, и стволы деревьев окрасились алым, пламя костра растворялось в нем, языки огня сновали, словно бледные призраки. Вокруг разливалось золотистое жужжание насекомых.
– Этот лес похож на храм, - сказал молодой человек, - деревья
– словно колонны, подпирающие небо, бабочки - словно драгоценные камни на алтаре.
– Но он выстроен не для нас, - отец Игнасио прожевал кусок мяса.
– Это храм ложных богов. Недаром, когда человек приходит сюда, он строит свои храмы. Разве леопард способен смотреть в небо?
– А разве нет? Кто знает?
Одна из бабочек, крупная, темная, отделилась от стаи и скользнула к ним. Присев на ствол, она раскрыла темные надкрылья, распахнув подкладку, с которой смотрели два ярких синих глаза.
Мэри взвизгнула и вскочила.
– Это он, он!
– она билась в руках отца Игнасио, пытавшегося ее удержать, точно пойманная рыбка.
– Он следит за нами, все время следит! Он, Томпсон.
– Но, Мэри, это же просто бабочка… Их здесь много. То была одна, сейчас - другая.