Дахштайн
Шрифт:
Я сглотнула и почувствовала, как чернильные когти втянулись в пальцы. Грегор смотрел и смотрел, будто единственное в жизни, что ему хотелось – это глядеть на меня с нежностью. Судорожно выдохнув, я выбежала из его комнаты. Последние четыре дня сторонилась общества Ниотинского, дожидаясь казни ведьм.
На первую смерть мы обрекли простую швею Бамберга. Ведьмовских сил ноль. Но ее смерть должна была стать назиданием, последним предупреждением для колдуний. На самом деле обвинить кого-то в колдовстве было так же легко, как и дышать. Главной виной оказывался союз с Дьяволом. Главным доказательством были рассказы жертв и очевидцев. Стоило появиться не в то время, не в том месте, чтобы тебя
Казни, как и все городские собрания, проводили в костеле либо перед ним. Естественно, перед ним чаще, так как святое место довольно сильно жгло меня, но не Господина. Помост, рядом вековой дуб, позади здание церкви – вот и все место для действа.
Грегор хмурил лоб и машинально перебирал пальцами розарий [19] . По пылающему взгляду, который он бросил на меня, поняла, что разговора не избежать. Мне следовало его убить, но после последней попытки я сомневалась, что смогу, и оттягивала этот момент. Кусала губы, ощущая тяжесть в теле и чувство, похожее на головную боль. Никогда не думала, что демоны склонны к болям смертных. Желая отвлечься от этих мыслей, я перевела взгляд на место казни.
19
Розарий – традиционные католические четки.
Фер Люций, передав слово Ниотинскому, стоял возле деревянного помоста и сочился удовольствием, словно труп гнилью. Находясь по правую руку, я видела это в блеске его глаз и лукавой улыбке, которые время от времени проскальзывали на лице, когда Повелитель был уверен, что никто не видит. Он с предвкушением закусывал нижнюю губу, словно пробуя на вкус эмоции, разлившиеся в толпе и осевшие на его устах. Свои чувства Фер Люций скрыл за маской набожного губернатора, когда Бригитту повели на помост. Жители толпились возле него, норовя приблизиться вплотную. Городок наш был невелик, и каждый знал друг друга по именам. Мы с Господином славно обосновались в нем уже как год, пока не появились ведьмы.
Ведьма Шварц рыдала и вырывалась, но, увидев нас с Повелителем, неожиданно успокоилась.
– Покажите еще раз свидетельство ведьмовства! – громыхнул Грегор помощникам.
Девице задрали платье, продемонстрировав всем собравшимся «дьявольскую метку» в виде полумесяца под коленом. На самом деле так ведьм отмечала природа, а не Фер Люций. Моя метка была клеймом, а не родинкой, и находилась в сокрытом от чужих глаз месте.
– Виновна в колдовстве и общении с Дьяволом! Засим я, представляя священную церковь и инквизицию, оглашаю волю: предать тело огню, дабы очистить душу ее от скверны, – голос Ниотинского звенел в тишине, как стрела, выпущенная из арбалета: тихо и неминуемо смертельно.
Бригитта знала, кто мы, но не сказала ни слова, понимая, что тогда всем ее сестрам конец.
Я опустила ресницы, рассматривая подол платья, а когда подняла взгляд – к ногам ведьмы уже сложили хворост и поднесли зажженный факел. Минута, и тишину разрезал крик боли. Огонь от брошенного в хворост факела сразу же начал жадно лизать голые ступни девушки.
Сама виновата. Люций предлагал работать на него, а девка отказалась, как и
Грегор
Лилит упорхнула с зеркала заднего вида, но Грегор еще несколько минут ждал, надеясь, что она не покинула его. Судорожно выдохнув, кардинал позвал хранителя обратно в машину и молча уставился в лобовое стекло.
«Тогда в Бамберге мы не убили друг друга. Не смогли. Неужели она стала еще более жестокой?»
Грегор мысленно вернулся в тот день, когда начал охоту на ту, что была ему всех дороже. В те времена Ниотинский был уверен, что ведьмы – пособники Дьявола. Вся католическая вера строилась на этом знании. Хотя за колдовство принимали и ересь. Как оказалось потом, еретики всего лишь выражали мнение, отличное от официальной позиции церкви.
Бамберг 1630 год
– Ведьмы больше не принесут вреда вашему славному городу. Я найду всех, – Грегор обернулся на бургомистра.
Лицо городского управляющего показалось Грегору странным. Кто-то на площади кричал: «Сдохни, ведьма», – кто-то испуганно отворачивался. Его же лицо не выражало ровным счетом ничего. Только в глазах плясали блики костра. На Эмилию Грегор старался не смотреть, хотя это было довольно трудно, он, словно посаженный на цепь пес, чувствовал ее присутствие, куда бы она не пошла.
«Как она могла оказаться демоном?» – он спрашивал себя постоянно и не мог забыть о дочери бургомистра. Церковь хранила довольно мало свитков о демонах и их силе. Эмилия приходила к нему во снах, но были ли то сны, или же он околдован? Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Грегор не знал, как ее убить. Святая вода не нанесла серьезного вреда, и крест на шее не стал помехой для того, что они творили вдвоем. Связью с Эмилией Ниотинский запятнал свою веру до конца жизни.
Оставался открытым самый важный вопрос: знал ли бургомистр, кем была его дочь, а быть может, и сам являлся порождением бездны? Естество Грегора требовало уничтожить обоих, но он не ведал, как это сделать. Ответы Ниотинский мог получить в тайной библиотеке Ватикана, но, если он вернется, эти двое исчезнут, и ловить их по всей Европе будет непросто.
От размышлений его отвлек пронзительный взгляд Эмилии, который она бросила на вопящую ведьму. Грегор непроизвольно положил руку на эфес меча, лишь убеждаясь в необходимости убить ее. Самая желанная девушка в жизни Ниотинского наслаждалась криками ведьмы, на несколько секунд отбросив маску благочестивой горожанки.
Отужинав в доме бургомистра, инквизитор удалился в гостевые комнаты, ставшие временным убежищем. Когда особняк успокоился и его накрыла тишина, нарушаемая лишь похрапыванием хозяев и слуг, Грегор, неслышно ступая, прошел к комнате Эмилии и замер в дверях. Его правая рука, сжимавшая массивный крест на шее, разжалась и легла на латунную ручку, а левая, слегка дрожа, держала меч.
«Давай! Чего ты медлишь?» – мысленно поторопил себя инквизитор.
Он уперся лбом в стену рядом с дверью и начал читать «Отче наш», чтобы не сбиться с намеченного пути. Затем Ниотинский тихо отворил дверь и шагнул в спальню дочери бургомистра. Эмилия спала, повернувшись лицом к камину. Рыжие локоны разметались по подушке, будто бледные языки пламени. Длинные ресницы отбрасывали тени на белую кожу. Она хмурилась, словно даже во сне была чем-то встревожена. Грегор вдохнул аромат, витавший в комнате: жженый сахар, перец и горькая ваниль. Застыл, повторяя про себя: «Лик Дьявола может предстать в самой совершенной красоте. Проведи мечом по горлу, а потом отдели голову от плеч. Твой долг – бороться со злом».