Даль
Шрифт:
Сразу скажем: несколько «злополучных» страниц не были, с точки зрения самого Даля, ни ошибкой, ни обмолвкой. Через год, отвечая на укоры, Даль в короткой и ясной заметке, помещенной в «Санкт-Петербургских ведомостях», вновь повторил сказанное, но сетовал, что его неправильно поняли.
Речь на нескольких страницах «Письма» и в заметке из «Санкт-Петербургских ведомостей» шла о просвещении и о грамотности. В те годы широко заговорили о распространении грамотности среди простого народа, о народном просвещении; разговоры взволновали Даля — он решил гласно высказать по этому поводу свою истину.
Грамотность не есть просвещение,
Даль начал «за здравие» (грамотность есть средство к достижению просвещения), а кончил «за упокой» («можно просветить человека в значительной степени без грамоты»). Еще-де неизвестно, чего больше в грамотности — добра или зла. «Нож и топор — вещи необходимые; а между тем сколько было зла от ножа и топора». Народ привык жить по совести, но «грамота вытесняет совесть»… Салтыков-Щедрин, высмеивая «некоторых любителей просвещения», писал, что по-Далеву получается, будто «слесарь-грамотей» неизбежно «видит в ключе и замке лишь средство отмыкать казнохранилища, принадлежащие его ближнему».
В газетной заметке, отвечая на резкие обвинения несогласных с ним, Даль объясняет, что не восстает собственно против грамотности, а только «против злоупотреблений ее, тесно связанных с нынешним бытом народа и с обстановкою его», что, «сделав человека грамотеем, вы возбудили в нем потребности, коих не удовлетворяете ничем, а покидаете его на распутии», и повторяет тут же: «Грамота без всякого умственного и нравственного образования и при самых негодных примерах почти всегда доводит до худа…» Даль не отвечает и, понятно, не может ответить на вопрос, как внедрить «умственное и нравственное образование» без грамоты. Он не знает и, понятно, не может знать, какой «меркой» надо распространять грамотность, чтобы не оделить ею народ «с излишком», не вызвать «злоупотреблений», не «возбудить потребностей», которых «при нынешнем быте народа» и при всем существующем порядке вещей удовлетворить не только нечем, но попросту невозможно…
Мнение Даля Салтыков-Щедрин высмеял в «Губернских очерках»: «Итак, прежде нежели распространять грамотность, необходимо распространить «истинное» просвещение. Вам, может, странно покажется, что тут дело будто с конца начинается, но иногда это, так сказать, обратное шествие необходимо и вполне подтверждается русской пословицей: «Не хвались, идучи на рать…» К мыслям Даля насчет народной грамотности Щедрин возвращался всякий раз, когда выпадал случай. И через пять лет — «известно, что как только простолюдин начинает понимать буки аз — ба, то он в то же время незаметно и постепенно наполняется ядом». И через пятнадцать — «г. Даль в оное время отстаивал право русского мужика на безграмотность».
Достоевский, не называя Даля, и через семнадцать лет вернется к его высказываниям: «Известен факт, что грамотное простонародие наполняет остроги. Тотчас же из этого выводят заключение: не надо грамотности»;
Как видим, мысли Даля о народной грамотности долго обсуждались и осуждались; они определили отношение к Далю известного круга людей.
Чернышевский — полгода не прошло, как хвалил Даля за статью о воспитании, — вынужден порицать «мнения, впасть в которые имел несчастье г. Даль»: «Грустно думать, что человек, умеющий говорить на наречии чуть ли не каждого уезда Русской империи, как истый туземец, собравший от народа чуть ли не 40 ООО пословиц, так мало знает нужды нашего народа». С этого времени, с разговора о грамотности, в отношении Чернышевского к Далю перелом: и сочинения его никому не нужны, и «все его знание» «ровно никакой пользы» не приносит, и слухи, будто бы Даль «по выговору каждого встречного простолюдина отгадывает… откуда этот человек», вызывают у Чернышевского насмешливое сомнение. Добролюбов писал, что вопрос о грамотности «поднят был не напрасно: г. Даль обнаружил в себе упорного врага крестьянской грамотности». И Чернышевский и Добролюбов отмечают «единодушие, с которым десятки голосов раздались против его опасного заблуждения».
Не станем приводить всегосказанного против Даля: первым откликнулся на размышления его о грамотности и разобрал их подробно в «Современнике» педагог и публицист Евгений Карнович; Чернышевский и Добролюбов неизменно отсылают читателей к статье Карновича.
Вот — коротко — ответ Карновича (по объему ответ впятеро превышает размышления Даля).
Грамотность — «главная и единственная основа всеобщего просвещения». Без грамоты народ не просветишь: «одна толково и честнонаписанная книга несомненно может, сама по себе,бросить множество добрых семян в течение длинного ряда поколений». Грамотность предшествует просвещению, «как заря предшествует солнцу», — кроме нее, нет «никаких способов к распространению в народе добрых начал и верных понятий о чем бы то ни было».
«Что перо легче сохи, это правда», но «вкусивший без толку грамоту норовит в указчики, а не в пахари… не вследствие грамоты, а вследствие своего понятия о том, что указчиком быть лучше, чем пахарем». Даль утверждает, будто крестьянину, обученному грамоте, кроме «ябеднических просьб», и писать-то нечего. «А что писать нашим боярыням и боярышням? — спрашивает в ответ Карнович. — А если исключить служебную переписку, то что же писать нашим барам? Разве подписывать заемные письма и счеты из разных магазинов?» Да и «ябеды» кто-нибудь должен сочинять: безграмотность помогает произволу: легче «держать темный народ в черном теле, легче зажать обиженному рот и донести, что все благополучно».
Сам разговор, затеянный Далем, — надо ли распространять в народе грамотность, — как бы отрицает всеобщее правона грамотность, которое дано любому человеку от рождения: «Надобно слишком не уважать нравственные силы русского народа и надобно слишком не доверять ему, чтоб бояться его, если он сделается грамотным, и считать грамоту каким-то запрещенным плодом, который он не может вкусить в сыром виде, но который должны для него приготовить избранные мудрецы». А как же гласность, наконец, — гласность, за которую ратует Даль? Для кого произносить вслух истину? Для «избранных мудрецов»?