Далекие королевства
Шрифт:
Меня тоже подвергали пыткам. Где-то там, наверху, кто-то ждал. Загремел гигантский барабан, и его звуки заглушили вой в руинах полночного города.
Ступени кончились.
Мы вошли в громадный зал, его каменные своды уходили в темноту. Здесь никого не было, только я и этот человек. Он вновь кивком головы позвал меня. Я услышал треск рвущейся человеческой кожи, когда приблизился к нему. Но может быть, это звучало только у меня в мозгу. Лицо его было изрезано тысячью пороков, следами мазохистских наслаждений. Нос был сломан, но еще до того, как сросся, был сломан вновь. Губы вырезаны, уши отсечены. Лицо рассекала улыбка, обнажающая кривые черные зубы. Один глаз
— Да, Амальрик. Вот моя жертва, мой враг, мой друг, моя награда, давно обещанная цель моих стремлений, — зазвучал его голос. — Мы почти пришли. Это то, что ты хотел. Вот то, к чему ты стремился. То, что не пожелал бы и врагу. Пойдем… Пойдем… Он так давно ждет.
Мой провожатый засмеялся, и смеху этому вторил оглушительный рев откуда-то из темноты. Так реветь мог только тот, кто получал наслаждение лишь от боли. Звук рос, ему вторил этот жуткий вой из проклятого города, превращаясь в кошмарную какофонию. Я улыбнулся и шагнул вперед, раскинув руки, словно обнимая ожидающую меня и влекущую тьму.
Я просыпался, дрожа и задыхаясь, еще более измученный, чем перед сном. Поначалу я страшился, что этот сон является дурным предзнаменованием или проклятием в отместку за мое необоримое стремление к Мелине. Но если бы я признал это, тогда бы пришлось и восстать против себя, считая глупым безрассудством собственное поведение. И поэтому каждый раз, когда сон проходил, я отмахивался от него, вновь и вновь раздумывая, где же взять денег на подарки Мелине.
Наконец настал день расплаты. Отвергнутый друзьями, осмеянный врагами, рискуя быть лишенным отцом наследства, я сидел в своей комнате, осматривая убогую, еще не проданную мебель. Вечером, мне предстояло пойти к Мелине. Один из ее рабов принес мне на дом приглашение. На обороте карточки она собственной, любимой мною рукой написала: «Приходи пораньше, любовь моя. И мы проведем несколько драгоценных мгновений наедине». В груди моей и чреслах разгорелся огонь надежды и тут же погас. Мне нечего было продать, чтобы преподнести достойный ее дар. Я решился броситься в реку и отдаться на волю демонам течения.
А что, если забраться в сокровищницу и выкрасть золото? И тут я ужаснулся самой этой мысли. Обокрасть отца? Какой дьявол соблазняет тебя, Амальрик? Как ты допустил, что страсть зашла так далеко? Остановись. Одумайся. И кроме того, вдруг она опять отвергнет меня, и это после того, как я обворую человека, который даровал мне жизнь, который был так щедр и, несмотря ни на что, относился с пониманием к такому непутевому сыну? Этого я бы не перенес.
Но она должна стать моей, размышлял я. Я должен заставить ее стать моей. Да… но как? И у меня зародился дьявольский план. Мне становилось мерзко даже от одной мысли о нем, я отбрасывал этот замысел прочь и, бросившись на кровать, с головой прятался под одеяло от дневного света, льющегося в комнату.
На улице вскрикнула птица. Я мог бы поклясться, она звала: «Мелина… Мелина… Мелина». Ужасный замысел зашевелился вновь в моем мозгу. Если бы у меня было достаточно денег, я бы нашел те известные в Ориссе темные местечки, где, не задавая лишних вопросов и не требуя разрешения от воскресителя, вам могли продать любовное заклинание. С его помощью я бы заполучил ее душу.
Я понимал, что этот путь не только очень греховен, но он еще и незаконен. Я прекрасно знал, что строжайше запрещено давать любовный напиток гетерам. Все положение
Я пытался удержаться изо всех сил. Но видел перед собой лишь так долго отвергавшие меня губы, груди и бедра Мелины. Эти образы усиливались и тем обетом, который я дал после нашей первой с ней встречи. И с тех пор у меня не было ни одной женщины.
Похоть одолела. Рискуя жизнью и честью семьи, я ринулся осуществлять свой план.
Глава вторая
ЯНОШ СЕРЫЙ ПЛАЩ
В сумерках я уже расхаживал туда-сюда у дверей Мелины. В моем кармане лежала бутылочка волшебного любовного напитка. Все мои помыслы были устремлены к гарантированному эффекту магии. Теперь оставалось только дождаться темноты… и мужества. Серпик луны уже повис над зданием, когда оттуда вышел Лиго и, насвистывая веселую мелодию, отправился вниз по улице. Я знал, что в своей любимой таверне он застрянет на несколько часов. Мгновение спустя я взлетел по лестнице, позвонил в дверной колокольчик, а слуга провел меня в спальню Мелины.
— Это я, твой рыжеволосый раб, о моя прекрасная Мелина, — выговорил я отчетливо, несмотря на яростно колотившееся от волнения сердце.
— О мой любимый, любимый Амальрик, — сказала она, окидывая меня таким влекущим взглядом, что я подумал, не свалял ли я дурака, прибегая к помощи любовного напитка. — Я так устала, — сказала она, раскидываясь на постели столь обширной, что на ней могла бы разбить бивак целая когорта. — Мне так надоели эти пузатые старики с тощими ногами.
Я плюхнулся на ложе. На Мелине был лишь небрежно наброшенный халат. Она только что приняла ванну. Она приподнялась, положив голову на согнутую руку, и халат распахнулся. Я увидел нежную грудь с розовым соском, а когда она стала лениво запахиваться, я разглядел и мягкую складку на лобке, узрел тот долгожданный рай, ради которого готов был пожертвовать всем.
— Так позволь мне избавить тебя от всего этого, Мелина, любовь моя, — сказал я с наигранным весельем.
— Ты хотел бы взять меня в жены? — сказала она. В голосе слышалась легкая насмешка.
Но мне было не до шуток.
— Если бы я мог! — горячо сказал я.
— Не думаю, чтобы в качестве матери твоих детей тебя устроила бы гетера, — засмеялась она.
— Ты просто не знаешь меня, Мелина, — ответил я. — Ведь я люблю тебя так, как ни один мужчина не может любить. Я даже боюсь, что боги воспылали бы ревностью, если бы узнали, насколько велико мое чувство к тебе.
Мелина вздохнула.
— Ты такой милый и такой добрый, — сказала она. — Но когда-нибудь эти чувства тебе пригодятся, и ты встретишь достойную женщину твоего круга.
— Никогда, — сказал я с такой убежденной искренностью, на которую способна только юность.
— Кроме того, — сказала Мелина, — ты слишком юн для меня. Ну, ну, не дуйся. Ты же знаешь, это правда, — она похлопала меня по руке. — И не будем попусту тратить часы, отведенные лишь нам двоим. Моя спина так устала и так ждет, чтобы сильные юные руки погладили ее. — Мелина шаловливо подмигнула. — И потом… может быть, наступило время… Кто знает? Возможно, именно в эту ночь я узнаю, действительно ли ты рыжеволосый?