Далекое эхо

Макдермид Вэл

– Я очень сочувствую твоей потере, – сказал он, потом потряс руку Алекса и тронул его за плечо. – Я подожду снаружи.

Алекс кивнул ему.

Наконец отбыл последний из пришедших проститься. Странно, подумал Алекс, Лоусон куда-то делся. Наверное, вышел через другую дверь. Ну и хорошо. А то вряд ли получится быть с ним вежливым. После этого Алекс проводил тестя и тещу сквозь притихшую редеющую толпу к машине. Затем он усадил туда Линн, проверил, чтобы всем было удобно, и сказал:

– Увидимся попозже, в отеле. Мне просто нужно тут окончательно все уладить.

Когда

автомобиль с родственниками отъехал от крематория, Алекс, к своему стыду, на миг испытал облегчение. Свою машину он поставил тут заранее, на всякий случай, если кому-то вдруг станет плохо во время или сразу после похорон. А теперь он сознавал в глубине души, что сделал это, чтобы иметь возможность хоть ненадолго вырваться из удушающей атмосферы семейного горя.

Рука, легшая на плечо, заставила его круто обернуться.

– А-а, это ты, – вымолвил он и чуть не рассмеялся от облегчения, увидев, что это Верд.

– Ты ждал кого-то еще?

– Ну-у… Позади толпы мелькал Джимми Лоусон, – объяснил Алекс.

– Джимми Лоусон? Коп?

– Теперь это заместитель начальника полиции Джеймс Лоусон, – уточнил Алекс, направляясь от главного входа туда, где были выставлены цветы и венки.

– А что он здесь делает?

– Злорадствует, наверное. Я не знаю. Он руководит пересмотром нераскрытых дел. Может, решил проверить, как поживают главные подозреваемые. Увидеть, не упадем ли мы на колени, публично каясь.

Верд скривился:

– Мне никогда не нравилась вся эта католическая дребедень. Надо научиться быть взрослыми – смириться и жить с нашей виной. Не Божье это дело – стирать с доски наши грехи, чтобы мы могли начать жизнь с чистого листа и снова грешить. – Он остановился и повернулся лицом к Алексу. – Я хотел сказать тебе, как я рад, что Линн благополучно родила дочку.

– Спасибо, Том, – заулыбался Алекс. – Видишь? Я все помню.

– Ребенок все еще в больнице?

Алекс вздохнул:

– У нее желтушка, так что они подержат ее у себя еще несколько дней. Это тяжко. Особенно для Линн. Пройти через все это – и явиться домой с пустыми руками. А тут еще приходится пережить такое с Бриллом.

– Ты забудешь обо всех огорчениях, когда привезешь ее домой. Обещаю тебе. Я вспоминаю тебя во всех своих молитвах.

– Да, конечно, это все меняет, – кивнул Алекс.

– Ты удивишься, – улыбнулся Верд, отказываясь обижаться на невольное оскорбление.

Они прошли дальше, поглядывая на цветы. Один из провожающих подошел к Алексу уточнить, в каком отеле будут поминки. Когда он вновь повернулся к другу, то увидел, что тот склонился над одним из венков. Приблизившись, он понял, что привлекло внимание Верда, и сердце вздрогнуло у него в груди. Этот венок был неотличим от того, что они видели в Сиэтле на похоронах Зигги: аккуратный плотный кружок из белых роз и узколистого розмарина. Верд оторвал от него карточку и выпрямился.

– То же послание, – сказал он, передавая ее Алексу. – «Розмарин для воспоминаний».

Алекс почувствовал, как по телу бегут мурашки.

– Мне это не нравится.

– Мне тоже. Для простого совпадения это слишком,

Алекс. Зигги и Брилл. Оба умерли при подозрительных обстоятельствах… Нет уж, дудки, давай называть вещи своими именами. Зигги и Брилл были оба убиты. И появился абсолютно идентичный венок на обоих похоронах. А послание при нем как бы связывает всех нас четверых с нераскрытым убийством девушки по имени Розмари.

– Это было двадцать пять лет назад. Если кто-то хотел отомстить, он мог сделать это давным-давно, – сказал Алекс, пытаясь убедить не столько Верда, сколько себя. – Просто кто-то решил нас попугать.

Верд покачал головой:

– Тебе последние дни было не до этого, но я все обдумал. Двадцать пять лет тому назад все за нами следили. Я не забыл, во что это мне встало. Я не забыл ту ночь, когда они бросили Зигги в «Бутылку». Я не забыл, как Брилл так извелся, что попытался покончить с собой. Прекратилось это только потому, что полиция жестко предупредила Колина и Брайана Даффов. Оба были взяты на заметку, и им было велено оставить нас в покое. Ты сам передал мне слова Джимми Лоусона, что они отстали от нас только потому, что не хотели причинять нового горя матери. Так, может быть, они просто выжидали?

Алекс усмехнулся:

– Двадцать пять лет?! Ты смог бы лелеять ненависть на протяжении двадцати пяти лет?

– Я не тот человек, которому стоит задавать подобный вопрос. Но на свете много людей, не признающих Иисуса Христа своим Спасителем, и ты, Алекс, не хуже меня знаешь, что они способны на все. Нам неизвестно, что еще произошло в их жизни. Может быть, случилось что-то, что вновь вернуло их в ту историю. Может быть, умерла их мать. Может быть, кампания по доследованию нераскрытых дел напомнила им, что они с нами не поквитались, а теперь это вполне спокойно можно сделать. Я не знаю. Все, что я знаю, – очень похоже на то, будто кто-то решил нас уничтожить… И кто бы это ни был, у него есть на это время и возможности. – Верд нервно оглянулся по сторонам, высматривая свою Немезиду среди расходящихся и разъезжающихся участников похорон.

– Верд, у тебя опять началась паранойя. – Алекс, не желая того, напомнил Верду о проблеме его юности.

– Не думаю. Мне кажется, что в данном случае все имеет рациональный смысл.

– Так что же ты предлагаешь нам делать?

Верд поплотнее завернулся в пальто:

– Я планирую завтра утром сесть на самолет и отправиться обратно в Штаты. Там я отошлю жену и детей в какое-нибудь безопасное место. Есть много добрых христиан, живущих в глухой глуши. Там никто к ним не подберется.

– А как же ты сам? – Алекс почувствовал, что заражается подозрениями Верда.

Тот ответил давно знакомой волчьей ухмылкой:

– Я удалюсь в убежище. Прихожане знают, что тот, кто им проповедует, должен время от времени удаляться в пустыню, чтобы восстановить духовные силы. Что я и сделаю. Самое великое свойство телепроповеди – это что видео можно снимать где угодно. Так что моя паства за время моего отсутствия меня не забудет.

– Но ты не можешь прятаться вечно. Раньше или позже тебе придется вернуться домой.