Дальний поиск
Шрифт:
— Положь железяку дурную! — совсем осатанела Татьяна. — На вот, читай! — и сунула вниз то, что несла под жакеткой, — одну из пяти газет, которые Мернов «для памяти» привёз Георгию Андреевичу.
Голова Щапова опасливо всплыла над люком.
— А эти? — шёпотом спросил он. — Чего они?
— За самоваром сидят, беседу ведут, — насмешливо, ничуть не смиряя голоса, сказала Татьяна,
Слепившая глаза туго свёрнутая газета тревожно привлекала внимание Захара. Он уставился на неё, не видя ни одной буквы, потом начал кое-что разбирать в обведённом красным карандашом прямоугольнике: «Так поступают…»
Он
— Читай ещё раз, — приказала она.
При втором чтении слова, подвигавшись, потопорщась, заняли свои нормальные места. Каждое стало живым. «Г. А. Белов» — это уже был он, директор. «Золотой песок и самородки» — это было оно, золотишко… И всё-таки событие, происшедшее не иначе как там, за чертой, было лишённым здравого смысла и не укладывалось в голове Щапова. «Вот уж обманули так обманули», — подумал он, чуть ли не восхищаясь не поддающейся объяснению хитрости.
— Хорошо-то как, — сказала Татьяна. — Сразу гора с плеч. Теперь уеду, работу найду, мне везде путь. А ты выметайся. Надоел, устала. До ночи подожду, ладно, не столько ждала, а чтобы потом и духу твоего здесь не было. И смотри: не уйдёшь — донесу.
Захар молчал, потупясь. Он, кажется, и не расслышал слов Татьяны.
— А? Захар? — печально-весело продолжала она. — И надо же, не врал ты, а я иной раз сомневалась. Не врал!… Ишь, сколько золотишка нахватано, сколько кровушки пролито… А зря!
Захар что-то прошептал, пробормотал, его голова стала плавно тонуть в тёмном квадрате люка и вдруг исчезла. Слышно было, как он прошёл, прошуршал в противоположный конец дома, в свой угол, и там тяжело лёг на свою подстилку.
— Корову подоить, — сказала Татьяна, бухнула крышкой люка и притопнула по ней ногой. — До ночи я тебя потерплю…
Она действительно чувствовала облегчение, но не совсем ещё верила в него и ждала, что нахлынут разочарование и досада. Но нет, мир был ясен и обещал только хорошие перемены.
Подоив корову, Татьяна вернулась в управление, к составлению финансовой ведомости.
Сидя в одиночестве в канцелярской комнате, Татьяна была в курсе многих происходивших или ещё только замышляемых обыденных событий маленького населённого пункта. Она, например, знала, что Георгий Андреевич собирается на Краснухинский ключ; в ту сторону часть пути его подвезёт на своём страшном драндулете участковый Мернов, который через денёк опять заедет в Терново, чтобы повидать Юрку: будет как раз воскресенье, ребятишек-школьников привезут из Ваулова.
Краснухинский ключ… С ним связывал Захар все свои надежды. Но ведь и у директора непонятная, особая тяга к той местности! Много раз по разным мелким приметам Татьяна убеждалась в этом. Но если золотишка там не было и нет, то какой же интерес его туда привлекает?…
Татьяна посмотрела на свой дом и в страхе прикусила губу: в крайнем окне маячила отчётливо видная взъерошенная фигура мужа.
Ничуть не хоронясь, Захар в задумчивости смотрел куда-то в сторону и вверх, наверное, на дальние
Щапов постоял-постоял и медленно отошёл в глубину передней. Он проплыл мимо второго окна, затем третьего — задумал, стало быть, попрохаживаться на виду всего Тернова и участкового милиционера! Оцепенев, Татьяна не заметила, что с пера капнуло. Ведомость была безнадёжно испорчена. Бежать, затолкать чумового в подполье! Но она и шевельнуться не смела.
Двое в соседней комнате были пока заняты разговором.
— Андреич, ты мне вот что объясни: ты зачем от вознаграждения отказался? Ведь по закону! Ну, насчёт чего такого, я знаю, тебе немного надо — не пьёшь и не куришь. Но книжки ты любишь! Понакупил бы тыщи три, вот таких толстых! Глядишь, и я какую взял бы почитать.
— Тыщи три! — рассмеялся Белов. — Как-то не подумал. Три тысячи — ого! Да, упустил, и не говори. Но вознаграждение я всё-таки получил.
— Как это? — голос Мернова резко осел. — Неужто отложил малость?
— Ну что ты, что за ерунда. Иного рода вознаграждение, и ценное! Я, может быть, целой жизнью вознаграждён. Лежал это я у нодьи прогоревшей — температура, мысли мешаются. И такая вдруг слабость; дай, думаю, засну и умру. Так все показалось просто. И уснул бы, если бы не вспомнил про золотишко в мешке. Пропадёт оно, думаю, вместе со мной безо всякой пользы. А ещё хуже — прохвосту достанется. И встал. И по морозцу дотопал до дороги, там меня машина подобрала. Помнишь, морозец был славный?
— Был мороз. Редкий год такой-то бывает… Ах, язви…
Захар опять торчал у окна. На улице появилась вдова Савелкина с ведром в руке. Какая нелёгкая несла её на другой край посёлка. Татьяна в своём оцепенении никак не могла сообразить, но то, что эта въедливая женщина идёт, цепко поглядывая по сторонам, не оставляя своим вниманием ни одного дома, ни одного окна, ей было очень даже хорошо видно. И мелькнувшую тень Захара она заметит и заподозрит неладное!
Словно стрелок, соблюдающий упреждение перед летящей птицей, Татьяна промедлила ещё несколько секунд и сорвалась с места. Она сбежала с крыльца, этак легко, танцующе перешла улицу, взбежала на своё крыльцо и, уже вкладывая в движение всю свою силу, помчалась по сеням, по кухне, по горнице и успела-таки отпихнуть Захара от окна ещё до того, как Савелкина поравнялась с домом.
— Лезь! — задыхаясь от гнева и нешуточных усилий, потребовала она, ткнув пальцем в сторону зияющего люка подполья.
Захар, без единого звука и безо всяких попыток сопротивления вытерпевший толчки и удары, посмотрел пусто и невыразительно.
— Чего уж. Счас пойду.
— Уж не белым ли днём?! Совсем из ума выжил!
Только тут Татьяна заметила, что почти закончены сборы в дорогу: на лавке раскрытый, наполовину заполненный мешок; в углу прислонён карабин.
— Где-то ватник был… Его надену, не спарюсь… — подумал он вслух. — Ещё чего не позабыть? Патронцев кот наплакал… Скоко раз убеждал тебя: добудь. А ты…