Дальняя гроза
Шрифт:
— Вас зовут Анфиса Григорьевна? — строго спросил старший.
— Ага, — поспешно кивнула Анфиса.
— Вы замужняя?
Анфиса снова кивнула в ожидании услышать недобрую весть. — Фамилия мужа? Как зовут?
— Тимоша... Тимофей Евлампиевич Дятлов зовут, — пролепетала Анфиса и, потеряв самообладание, вскрикнула: — Убитый он?!
— Спокойнее, товарищ Дятлова, — громко и недовольно прервал ее молодой. — Какой же вы красный боец, если вот так, с ходу, — в слезы?
«Не мучайте, говорите сразу. А то еще трошки — и помру», — хотелось сказать Анфисе, но губы не подчинялись
— Живой он, твой Тимофей Евлампиевич, — сказал старший. — Мы имеем данные.
«Ну а чего же спрашиваете, так бы сразу и гутарили, — все еще не веря в то, что этот хмурый человек с жгучими глазами говорит правду, подумала Анфиса. — А то какой умный, — мысленно упрекнула она молодого. — Ишо небось жизни не хлебнул, петушок какой горластый».
— Где же он? — Анфиса жалко улыбнулась. — Я его с самой зимы шукаю. Повидаться бы! Муторно без него.
— Где — отсюда невидать, — уже помягче сказал старший. — Разобьем беляков — повидаешься.
— А зараз никак нельзя? Ну хоть на минуточку!
— Да поймите вы наконец, что это бесплодные мечтания! — опять вклинился в разговор молодой. — Контра со всех сторон света напирает, схватка лютая — кто кого, а вы со своими личными чувствами. Неужели не стыдно?
— А чего ж тут стыдного? — возмутилась Анфиса. — Я ж не чужого мужа хочу повидать — свово, кровного. Откель ты такой грамотный взялся? Сам небось еще и не знаешь, что с бабой делать.
Даже при свете лампы — тусклом и колеблющемея — Анфиса не без злорадства приметила, что щеки молодого залило ярким румянцем.
— Погоди, Илья! — Старший остановил уже было открывшего рот молодого. — Что мы от этой свары будем иметь? А ничего, кроме того, что ушли в нашем разговоре с главной дороги на какую-то поганую стежку. Ты вот скажи, Дятлова, зачем в Красную Армию пошла?
Анфиса с недоумением уставилась на него: и что он за человек такой непонятливый, неужто не ясно?
— Да мне ж Тимошу найтить...
— И все? — вскинулся Илья. — Вот это цель! Грандиозно! Значит, не ради революции, а ради поисков личного счастья? Вы слышали, товарищ Шорников?
— Так воюю же. Бойцов раненых перевязываю. И стреляю, когда приспичит. Из винтовки.
— Революция — она и есть для личного счастья, — наставительно произнес Шорников. — Мы, Дятлова, вот зачем тебя позвали, — как бы отсекая предыдущий разговор от последующего, продолжал Шорников. — Ты, Дятлова, если мы тебя в тыл к белякам зашлем, сможешь нам помочь?
— Так они надо мной измываться почнут! — испуганно, будто вопрос о ее засылке уже предрешен, воскликнула Анфиса. — Не ровен час, дознаются про Тимошу. А он командир эскадрона. Как он будет жить без меня?
— Мы зашлем тебя как сестру милосердия. И документы выдадим по всей форме. Легенду тебе придумаем.
— Вы это шутейно? — Анфиса пыталась понять, что скрывается за словом «легенда».
— Нет, Дятлова, совсем не шутейно. Нам в бирюльки играть недосуг. Нам данные разведки нужны. Для успешных боев. Сколько у Врангеля войск, куда передвигаются, сколько орудий, где ихние батареи стоят, чего там беляки замышляют. Ну и так далее.
—
— Захочешь, чтоб красные победили, — сможешь. Очень нам это необходимо, понимаешь, Дятлова! А ты кандидатура подходящая. В самый раз, по всем данным.
— А как я все это вам передам?
— На связи у тебя будет вот он. — Шорников кивком указал на Илью. — Товарищ Шафран. Да мы все тебе растолкуем. Нам твое согласие требуется.
— Нет, я вовсе не согласная, — непримиримо отрезала Анфиса. — Не женское это дело.
— Ну, как знаешь, Дятлова. Тебе видней, — после длительного молчания еще сильнее нахмурил мохнатые брови Шорников. — Силком мы тебя, разлюбезная Анфиса Григорьевна, тащить не будем. А только скажу я тебе напрямки, что ты своему Тимофею Евлампиевичу, можно сказать, единокровному мужу, не желаешь помочь.
— Тимоше?! Да ты что, сказился? — накинулась на него Анфиса. — Да я ему завсегда подсоблю, нехай только покличет!
— Вот и подсобляй. Ты сама своей головой рассуди: ты нам сведения о беляках дашь, мы по ихней коннице или батарее — хрясь! И уже та конница на твоего Тимофея Евлампиевича не поскачет. И батарея по твоему, можно сказать, суженому не ударит. И так далее. И беляков быстрей расчихвостим. Теперь соображаешь, что к чему?
Анфиса завороженно смотрела на Шорникова, стараясь понять ход его рассуждений и убедиться в их правоте. Пока он говорил о необходимости добывать данные о беляках — его слова как бы не касались ни ее жизни, ни ее судьбы. Теперь же, когда он заговорил о Тимофее, она поняла, что обязана сделать все, чтобы ему, Тимофею, было легче громить беляков.
— Раз так — посылайте! — вдруг решительно сказала она и почему-то встала, будто нужно было прямо сейчас, из этой полутемной комнаты, идти выполнять задание.
— Вот это — другой разговор, — удовлетворенно произнес Шорников. — Придешь ко мне завтра. А сейчас иди и хорошенько выспись.
— Так разве ж я теперь засну? — улыбнулась Анфиса. — Теперь я глаз не сомкну до самой зари.
Илья Шафран усмехнулся и, подождав, пока Анфиса выйдет за дверь, сказал:
— Не годится. И зачем вы, Василий Макарович, велели ей завтра приходить? Это ж комедия, а не разведчица. Что вы в ней такого ценного нашли, убей меня, не понимаю.
Шорников, наверное, и сам себе не смог бы толком объяснить, почему в те дни, когда решался вопрос о засылке разведчика в дивизию генерала Врангеля, его неотступно преследовала мысль о том, что наиболее подходящей кандидатурой для этой цели будет Анфиса Дятлова. Мысль эта шла в полное противоречие с устоявшимся представлением о том, что женщина в роли разведчицы должна обладать ошеломляющей красотой, обаянием, кокетством, умением быстро сходиться с людьми, расположить их к себе, более того, вызвать у них полнейшее доверие и желание исповедоваться в своих сокровенных тайнах. Что же касается Анфисы, то, будучи, несомненно, красивой женщиной, она была крайне сдержанна, застенчива, скупа на слова, не стремилась к тому, чтобы завязывать знакомства, и была начисто лишена кокетства.