Дальняя командировка

Незнанский Фридрих Евсеевич

Говорилось это все с вызовом и абсолютной уверен­ностью в своей правоте. Отвратительное настроение вро­де бы улучшилось, во всяком случае появилась какая-то надежда. Но чтобы закрепить ее, требовались не менее решительные действия всех тех, кому дорога свобода прессы. Вот завтра и надо будет попробовать призвать народ потолковать — на механическом заводе, на «Химволокне», в Заречном районе, в училищах и школах с педагогами, вообще, с демократической общественнос­тью города, с теми, кто давно уже возмущен творящими­ся в городе безобразиями. О забастовках там или прочих громких акциях, может, говорить пока и рановато, но громко высказать свои претензии власти время уже на­стало. И нечего

стесняться, пора назвать вещи своими именами и резко осудить беспредел, который на руку лишь действующим чиновникам и уголовным преступ­никам…

Все были настроены решительно и по-боевому. С та­ким настроением и покинули разгромленную редакцию, пообещав на том же митинге организовать сбор средств для нужд свободной печати.

Утро пришло, а вместе с ними появились и новые страхи. Сотрудницы редакции, явившиеся, чтобы завер­шить уборку в разгромленных помещениях и привести их хотя бы условно в божеский вид, рассказывали Елене Ивановне, которая так и осталась ночевать в пустой ре­дакции на раскладушке, что на всех центральных улицах города полным-полно милиции. На каждом углу люди в милицейской форме и в камуфлированных комбинезо­нах, все с оружием, как будто власти ожидают громких акций протеста со стороны населения. Или в городе уже официально введено чрезвычайное положение.

Конечно, в таких условиях ни о каких митингах и го­ворить не приходится. Только сумасшедший станет выс­казывать вслух свое недовольство на площади. Да ему и слова не дадут сказать, сразу упекут как злостного нару­шителя общественного спокойствия. И значит, вся на­дежда теперь остается на тех, кто поможет им действо­вать со стороны.

И эта помощь, как оказалось, не заставила себя ждать.

Из областного города прибыла грузовая машина и привезла пачки вышедшего сегодня с небольшим опоз­данием части тиража газеты «Правда Прикамья». И тут же разнеслась весть, что в ней опубликован подробный материал о вчерашнем погроме в редакции воздвиженс­ких «Новостей». Экземпляры газеты разлетелись в один миг.

Прочитала и Елена Ивановна. И порадовалась за кол­лег из области — все, что она вчера рассказывала по те­лефону Лизе Сороченко, сегодня было живо и с самыми жесткими оценками редакции описано на страницах га­зеты. Но самое главное — были названы виновники бе­зобразной расправы со свободной и независимой прес­сой — это мэр господин Гузиков, прокурор Керимов и начальник РУВД подполковник Затырин. Особо распи­саны были «подвиги» следователя Валетова, осуществив­шего с помощью «доблестной городской милиции» зах­ват чужого имущества и сославшегося при этом на свое­го непосредственного начальника «Мурадовича».

Противозаконную акцию охранителей правопоряд­ка прокомментировал в газете представитель Фонда об­щероссийского движения за права человека, известный в области адвокат доктор юридических наук, профессор Знаменский. И действия воздвиженских правоохраните­лей он квалифицировал как уголовное преступление, предусмотренное по признакам статьи 286 УК РФ — пре­вышение должностных полномочий с применением на­силия. А завершил свою оценку события обращением к федеральному прокурору Приволжского федерального округа с требованием расследовать это беспрецедентное самоуправство местных властей.

Бомба взорвалась. Экземпляры газеты передавали из рук в руки.

Прочитав новый материал, Савелий Тарасович при­шел в неистовство. Никогда еще не видели его таким подчиненные. Мэр созвал свой «ближний круг», но зас­тавил всех долго ожидать в приемной. А сам тем време­нем, держа в потной руке телефонную трубку, стоял у своего стола навытяжку и слушал визгливые крики по­мощника губернатора Кривенко, подробно и со вкусом излагавшего ему все то, что о нем, главе

администрации Воздвиженска, думает в настоящее время Григорий Оле­гович, даже не пожелавший сказать ему, Савелию Тара­совичу, хотя бы одно ободряющее слово. А ведь Гузиков считал себя верным исполнителем всех без исключения указаний Кожаного. И вот вдруг такой, как часто повто­ряет этот услужливый дурак Затырин, невероятный аф­ронт!

Но, поймав едва не сорвавшуюся с языка фамилию подполковника, на которого ему только и оставалось те­перь валить все грехи, перечисленные в газете, Гузиков вспомнил, что сам же Кривенко и давал указание Паше отпустить тех коммерсантов, из-за которых, собственно, и разгорелся сыр-бор. И вовсе не с целью обелить как-то себя либо вынужденные действия своих подчиненных Савелий Тарасович поймал паузу и воткнул в нее фразу о том, что он все конечно же понимает и даже готов пол­ностью повесить на свою шею вину за происшедшее, однако, если бы не прямое указание уважаемого Нико­лая Александровича, вполне возможно, события не при­няли бы такого острого оборота. Успел вставить, потому и Кривенко вдруг замолчал, словно задумался. А потом осторожно спросил, явно убавив прыть, о чем конкрет­но идет речь? О каком таком прямом указании?

— Ну как же, — словно обрадовался Гузиков смене интонации, — речь ведь у вас с подполковником Затыриным шла позавчера… точнее, вчера ночью, о Теребилине и Сороченко?

— О каком Теребилине? — снова окреп визгливый голос Кривенко. — О каком таком Сороченко? Вы гово­рите о депутате областной думы? Так она женщина! И вообще, что за чушь вы несете, Савелий Тарасович? При чем здесь ночь? По ночам я имею обыкновение спать, а не раздавать непонятные указания! Объяснитесь!

Ужасно почувствовал себя Гузиков. Он понял, что Кривенко — даром его, что ли, Геббельсом втихаря зо­вут? — готов продать его с потрохами, действительно навесив на шею все имевшие место и даже выдуманные грехи. «Ну уж это ты на меня не повесишь! — со злорад­ством подумал Гузиков. — Я где хочешь заявлю! Было указание!»

И он с победными интонациями в голосе изложил зарвавшемуся от собственного величия помощнику гу­бернатора все, что думал по поводу освобождения из-под стражи двоих задержанных пьяных преступников, избив­ших дежурный милицейский патруль. И еще о том, что им даже были принесены вынужденные, но абсолютно не заслуженные ими извинения со стороны руководства РУВД.

Кривенко молчал. «Что, съел?» — торжествовал про себя Гузиков. Но оказалось, что недолго ему пришлось торжествовать.

Совершенно ледяным тоном, от которого мэру нео­жиданно стало так жарко, как никогда доселе, разделяя паузами слова, помощник губернатора заявил, что более чудовищных обвинений в свой адрес он никогда не слы­шал.

Осевшим от сухости голосом Гузиков спросил:

— Но тогда как же?..

— А это вы сами выясняйте у собственных подчинен­ных, господин мэр. Лично я никогда указаний такого рода никому не давал. А если там, вокруг вас собрались сплошные идиоты, я ничем помочь не могу. Кроме од­ного. Я перескажу ваш веселый анекдот Григорию Оле­говичу и с удовольствием посмотрю, как он отреагирует.

Это ж надо такое придумать? — продолжил Кривенко, но уже не в трубку, а, вероятно, кому-то находящемуся рядом с ним. — Они там в районе у себя совершенно офо­нарели от собственной безнаказанности! Ты представля­ешь?.. Да, — снова продолжил уже в трубку, — мнение тут у нас такое, что вы, господа, должны любыми спосо­бами, какие сочтете необходимыми, погасить разгораю­щийся скандал. Иначе… Ну, впрочем, что я вам должен объяснять? И постарайтесь в дальнейшем без провока­ций и подстав подобного рода. Не надо, не забывайте, где аукнется, там и откликнется…