Дальше самых далеких звезд
Шрифт:
Улицы, тянувшиеся к горам, уходили в отверстия пещер, перекрытых железными решетками. Пещеры являлись единственным запретным местом в Парао Ульфи – у решеток дежурила стража, не ополченцы из горшечников или ткачей, а избранные воины под началом одного из городских вождей. Северные и южные улицы были самыми длинными, переходившими в сады, что окружали дома знатных горожан; за ними раскинулись пастбища, поля, фруктовые рощи и деревушки рыбаков и мореходов. Калеб заметил, что знатные борги не любят селиться у воды; их виллы из белого камня стояли ближе к горам, на
Застраивался город плотно, но в каждом из его домов-усадеб был квадратный внутренний дворик; в выходившем на улицу строении – лавка или мастерская, с боков – бани и хранилища всякой утвари, жилой дом в глубине замыкает четырехугольник. Парао Ульфи выглядел уютным и очень чистым, все отходы вывозились на поля, улицы, мощенные каменными плитками, имели наклон для стока дождевых вод, вдоль зданий тянулись галереи, защищавшие от ливней и зимних ветров. Все здесь возводилось прочно, на века, и казалось таким непохожим на поселения колонистов в Новых Галактиках, где вокруг промышленных зон теснились трущобы, и даже целая армия роботов не могла справиться с кучами мусора. В первые дни Калеба удивляла эта приверженность порядку и чистоте, совсем нехарактерная для людей, не знавших ровным счетом ничего о гравиприводе, двигателе Берроуза, сверхпрочных пластиках, нитридной стали и остальных благах цивилизации. Затем он вспомнил о долгой, очень долгой жизни боргов и перестал удивляться. Живущим три столетия были нужны города, которые не подвластны ни бурям, ни ливням, ни холоду, ни зною.
Его поселили в просторном доме над северной дорогой. Дом стоял на карнизе, высеченном в склоне горы, и к нему вела крутая лестница с тысячей ступеней. С высоты он видел море и белокаменный город, в самом деле походивший на пену морских волн, застывшую среди темных береговых утесов. Дом, когда Калеб поднялся к нему, был пустым, но чистым и ухоженным, как и сад с дюжиной плодовых деревьев, хозяйственные постройки и выложенный камнем источник питьевой воды. Но пустота и одиночество были недолгими – миновал час или два, и появились слуги, а с ними – Ситра и Зарайя.
Потом, через пару дней, пришел Вастар.
Вероятно, вождь был немолод – кожа гладкая, но в смоляной гриве змеятся седые пряди, и по лестнице с тысячей ступенек его несли в кресле под балдахином четверо слуг. Взойдя на карниз, Вастар бросил взгляд на Охотника, облаченного в легкую тунику из домашних запасов, затем покосился на лестницу и пробормотал:
– Хорошее жилище выбрал Лабат… шатшарам сюда не забраться… – Он приложил ладонь к груди. – Я быть-есть Вастар, говорящий с предками. Пусть не померкнет свет в твоих глазах!
Говорящий с предками… Что ж, это отвечает его возрасту, решил Калеб. Другие борги выглядели молодо – человек, которому он дал бы лет тридцать, мог прожить уже век или два. Временами это сбивало с толка.
Ответив на приветствие, он окликнул слуг и велел подать вино и фрукты.
Вастар внимательно рассматривал его. Калеб был бос, туника оставляла открытыми ноги
– Сказано, ты быть-есть с южных островов… – промолвил вождь. – В ваших гнездах все такие? Волосом скуден, пальцы, руки и шея короткие…
– Короткие руки не мешают мне махать клинком, – с улыбкой заметил Калеб.
– Знаю, Лабат говорил. Он просит, чтобы я дал тебе воинов. Покажи, чему ты их научишь.
– Например, этому. – Охотник стиснул пальцами глиняную кружку с вином, осколки посыпались на землю, багряная жидкость окрасила ладонь. Он вытер ее о бедро и сказал: – Мне не нужны воины. Я не люблю убивать людей.
– Никто не любит, но в Пору Заката нет иного выбора. Мир движется к гибели, и скоро мы умрем. – Вастар снова принялся его разглядывать. – Или ты сможешь жить дальше? Сколько раз ты видел солнце в Доме Памяти?
Калеб нахмурился.
– Где?
– В ваших гнездах нет такого Дома? – Вождь в удивлении коснулся раздвоенного подбородка. – Нет? Дикари! Дикари, не помнящие завета своих отцов и матерей! Ладно, я спрошу иначе: сколько ты прожил, Калеб с южного острова?
– Сорок два года.
– Ты молод, и тебя не тянет убивать… Хотя не так молод, чтобы пережить время Заката… – промолвил Вастар, поглаживая седые пряди у виска. – Ладно, увидим, когда на наши души ляжет тень! Приходи в Парао, я покажу тебе Дом Памяти. Завтра!
Вождь опустился в свой портшез, и носильщики, подхватив его, шагнули к лестнице. Важный человек, подумал Калеб. Кресло, слуги и богатое одеяние из тяжелой темной ткани, расшитой серебром… Наверняка важнее, чем Лабат, ведущий в битву воинов… К вину не притронулся, а Лабат не прочь выпить и повеселиться… Хороший парень этот Лабат!
Вастар хлопнул по подлокотнику, и носильщики остановились.
– Тебе прислали женщин, Калеб с южного острова?
Охотник пожал плечами.
– У меня тут много слуг. Есть женщины, есть мужчины.
– Женщины не для услужения, а те, что способны даровать дитя, – уточнил Вастар. – Их прислали?
– Наверное, – произнес Калеб, вспомнив про Ситру и Зарайю.
– Не пренебрегай ими. Лучше дитя с короткой шеей, чем никакого.
Носильщики начали осторожно спускаться по крутым ступенькам. Когда они добрались до середины лестницы, Калеб кивнул слуге, имя которого еще не помнил, и распорядился, чтобы пришла Ситра. Эта женщина казалась ему повеселее сдержанной, строгой Зарайи.
Долго ждать не пришлось – Ситра была легка на ногу.
– Приходил Вастар, – молвил Калеб, глядя вниз, на вождя в кресле и его носильщиков.
– Честь для нашего дома, – отозвалась Ситра приятным мелодичным голоском. Пахло от нее тоже приятно, но хоть Калеб был Охотником, он не мог разобраться с этими ароматами. Новый мир, подумал он, новые запахи… Потом спросил:
– Кто такой Вастар?
– Говорящий с предками, – сообщила Ситра.
– И что это значит?
Кажется, она пришла в замешательство – прищурила лукавые черные глаза и забормотала: