Дальше ваш билет недействителен

Ромен Гари

— Ну да. К счастью, в нашем роду доживают до глубокой старости…

— Я же сказал, что все улажу.

— Да что ты несешь, в конце концов? Что это значит?

— Общинный бык, — сказал я и засмеялся.

Я вышел. Когда садился в метро, со мной случилась странная вещь: мне показалось, будто я узнал среди пассажиров лица многих своих товарищей-партизан. Кайё, возглавлявшего лионский участок, Жабена, державшего Вандею. Но это нелепость: я видел лица молодых тридцатилетних людей, а моим соратникам должно быть на тридцать пять лет больше. Впрочем, Жабен погиб.

Мне показалось, что я заметил Лили Марлен. На

ней было цветастое платье и большая шляпа со знаменитой булавкой.

Я поднялся к себе в квартиру и позвонил ей:

— Ну что? Забыла про меня? Когда?

— Так это не делается. Дай мне несколько дней. Надо, чтобы я была полностью уверена…

— Послушай меня. Послушай хорошенько. Ты должна мне это, Лили Марлен. Ты ведь помнишь меня?

— Я тебя помню.

— Знаешь, кем я стал, кем был?

— Да, да, не беспокойся…

— Человек чести, знаешь, что это такое?

— Мир теперь уже не тот, что прежде, полковник, тебе бы не мешало это знать.

— Плевать. Я меняться не хочу. Не хочу кончить в дерьме.

— У бывших это уже не называется «кончить в дерьме». Они называют это «кончить в недвижимости».

На другом конце провода наступило молчание, потом голос вернулся — успокаивающий, немного насмешливый…

— Тебе незачем бояться, полковник. Я займусь тобой. Клянусь, ты ничем не рискуешь. Я свое дело знаю.

— Я начинаю гнить заживо.

— Ладно, не будем об этом по телефону, но все пройдет очень хорошо, увидишь. Доверься мне.

Кладя трубку, я ощутил головокружение и капли холодного пота на висках. Вспомнил, что ничего не ел уже тридцать шесть часов. Шел дождь, и я надел свой плащ, чтобы выйти.

Она стояла перед дверью с букетом фиалок в руке. Беретик, белый плащ.

Я сделал отчаянное, тотальное усилие, но еще никому не удавалось сдохнуть одним напряжением воли.

— Входи.

— Нет, я хотела только…

Она бросилась ко мне, рыдая. Мне пришлось пересилить себя, чтобы обнять ее. Я так злился на нее, так… Нет большей слабости, чем любить кого-то, отдаваясь на его милость.

— Лора…

— Не будем говорить обо всем этом, пожалуйста…

— Это ведь достаточно ясно?

— Я знаю, Жак, я… понимаю… И что это меняет? Знаешь, когда я говорю, что люблю тебя, речь ведь даже не о любви. Я тебе говорю о невозможности дышать иначе. Так что мне, по-твоему, до всех этих… телесных дел? Может, ты думаешь, что я тебя выбирала? Вроде как делала покупки и брала самое лучшее? Я вообще ничего не выбирала… Это ты, и я ничего тут поделать не могу… По-французски ведь говорят «сражен» любовью, верно? Когда тебя сразило, это же не нарочно…

Я прячу лицо в ее волосах. Жить так, жить тут, ничего другого…

Мы сделали еще несколько попыток счастья. Я понимаю под этим долгие прогулки рука об руку, лунный свет и пенье птиц, которое мы слушали вместе. Мы даже отправились на выходные в Венецию, ибо ничто не сравнится с этой милой старой гондолой, когда влюблен.

Вернувшись в Париж, я позвонил Лили Марлен:

— Ну?

— Загляни ко мне.

Я явился на авеню Клебер в семь часов вечера. Она не пригласила меня в гостиную, и мы остались стоять в прихожей. Лили вырядилась так, словно собралась на премьеру в тридцатом году. Узкое и прямое черное платье, жемчужное ожерелье, фальшивая диадема, черная бархотка на шее и длинные колыхающиеся

серьги. Волосы были того выжженного и безжизненного оттенка, который у дамских парикмахеров свидетельствует об искусстве бальзамировщика. Она сильно набелилась, как те старые женщины, которые тщатся привлечь к себе внимание любой ценой, пусть даже испугав. Но в полумраке прихожей ее бледно-голубой, совсем как у фаянсовой безделушки, взгляд отличался пристальностью, которая свойственна глазам, видевшим все.

— Ладно, завтра в одиннадцать вечера. Оставь дверь приоткрытой и чтоб никакого света внутри. Ты был убит при ограблении.

— Слава Богу, — вздохнул я. — Ты не слишком торопилась. В общем, убит при законной самообороне. Это почти правда. Кто он?

— Какая тебе разница? — Ее губы сжались в тонкую нитку. — Ты ведь всегда шел до конца.

— Знаешь, «до конца» — не такой уж дальний путь…

Она смотрела на меня тем непробиваемым взглядом, что проверен на прочность знанием.

Я провел день, наводя порядок в своих бумагах. Лора больше не звонила. Я перечитал ее письма.

В шесть часов я сделал нечто довольно забавное: переменил рубашку.

Я ждал. Не думал ни о чем, чтобы умереть чистым.

Незадолго до девяти зазвонил телефон. Я почувствовал капли холодного пота на своем лбу. Я был уверен, что это Лили Марлен дает отбой.

Голос Жан-Пьера дрожал от радости:

— У меня для тебя хорошая новость. Ты здорово ошибся насчет Дули. Он сдержал слово. Я только что получил гарантию. Это составит два с половиной миллиарда, учитывая акции Кляйндинста. Ты победил, старенький папа. Опять победил! Оба уха и хвост, старина! Алло!.. Ты здесь?

— Да, пока здесь.

— Я говорю, что ты победил!

— Слышу.

— И это все, что ты можешь сказать?

— Ты должен жениться на Лоре, Жан-Пьер. Во-первых, она очаровательна. Во-вторых, она одна из самых богатых наследниц Бразилии.

Его голос стал жестким:

— Что на тебя нашло? Зачем ты так со мной говоришь?

— Я говорю с самим собой. У твоей матери было сто миллионов приданого.

— Но вы же любили друг друга?

— Не знаю. Я всегда был большой бабник.

— Ты хоть отдаешь себе отчет, что у тебя нервная депрессия в самом разгаре?

— До свидания, Жан-Пьер. Я очень горд тобой. Ты тоже боец, настоящий. Ты далеко пойдешь. Каков отец, таков и сын. В нашем роду кишка всегда была крепка.

— Хочешь, я приду?

— Нет, спасибо, все наладится. Когда станешь премьер-министром, не забудь создать госсекретариат по мужским делам. А теперь до свидания.

Я повесил трубку.

Без двадцати одиннадцать я слегка приоткрыл дверь, как было условлено. Потом задумался, будет ли у моего убийцы чемодан, раз уж ему надо имитировать ограбление. Возможно, что и нет. Я достал чемодан из шкафа в своей комнате и принес в гостиную. Я колебался. Может, я зря вмешиваюсь? Не знаю, взял ли бы профессионал чемодан с моими инициалами… С другой стороны, я плохо представлял его себе с мешком… Надо было также предусмотреть следы борьбы… Я рассмеялся. Я весь в этом: мне надо все держать в своих руках, до самого конца оставаться хозяином положения… Я знал, что мог довериться убийце, выбранному Лили Марлен, так что незачем этим заниматься. Он думал, что я ушел, я оказался дома, мы сцепились и… да, но надо быстрее погасить свет.