Дама непреклонного возраста
Шрифт:
– Это что? Кофе?
– Нет, – как могла спокойно заявила Зинаида. – Это укропная вода, детям дают от запора.
Зал поглотила тишина. Девчонка вздернула бровь, ноздри ее от гнева задрожали, но она еще не придумала, как унизить зарвавшуюся маменькину работницу, а потому холодно процедила:
– Не мой уши компотом – ягоды остаются, глохнешь. Я просила – кофе.
– А какая вам разница, если вы вкус кофе пальцем проверяете? – дернула плечами Зинаида. – Могу вам предложить железную банку томатной пасты. Она у нас прокисла, выбросить собирались, а
Девчонка медленно поднялась со стула и вплотную приблизилась к нахальной официантке.
– Ты понимаешь, чучело, что ты завтра же… сегодня же у меня ползать станешь?! И своим языком полы в этом баре мыть?!
Зинаида обернулась к Татьяне:
– Татьяна, вы где-нибудь запишите, что я дико испугалась. Это для суда, если что. И еще там же пометьте, что от испуга я в состоянии аффекта…
С последними словами Зинаида выплеснула-таки кофе в мордаху девчонки и тщательно размазала рукой.
– Татьяна, вы записываете? – снова спросила она у онемевшей Боевой. И чтобы девчонка не натворила глупостей, добавила: – Но я – это цветочки! А вот что делает мой чумовой супруг, когда я в состоянии аффекта! Представь, он палит из «ТТ» в кого попало, так сказать, делает бесплатный пирсинг. Тебе, я слышала, нравится на копчике? Он устроит. И ведь ничего не скажешь – полковник милиции! Я с ним ужасно мучаюсь. Примерно так же, как твоя матушка с тобой. Кстати, тебя не познакомить с моим полковником?
Кристина, гневно прикрыв глаза, облизывала капли кофе, которые текли по лицу, и шипела:
– Как же я тебя уничтожу… Просто вот так возьму и… в хлам… в тряпье…
– Деточка! – вдруг очнулась Ивская. – Кристина! Что тебе сделала эта садистка? Она тебя ударила? Ушибла?
– Ма! Иди вон… – рявкнула девочка чуть не матом и поспешно пошла к выходу.
– Не понимаю, – в раздумье проговорила Зинаида, глядя ей вслед, – на кой черт она таскает с собой этих слонов? У них совершенно никакой реакции…
Девчонка вместе с лысыми парнями ушла, а Ивская, тяжело дыша, уцепилась за спинку стула и, стараясь держать себя в руках, медленно проговорила:
– Зинаида… Ивановна! Я прошу… я настоятельно прошу вас… пройти ко мне в кабинет!
И зацокала каблучками из бара.
В кабинете на Ивскую было жалко смотреть – она то и дело мяла в руках листок с наброском какого-то платья, нервно трясла руками и хваталась за виски.
– Зинаида Ивановна, – наконец нашла в себе силы заговорить директор. – Сегодня… вы… устроили в баре невероятный скандал. Невероятный! Я боюсь… боюсь, что мне придется с вами расстаться. Да! Потому что… потому что мне трудно… просто невозможно… с вами работать!
Зинаида понимающе положила свою большую мужскую ладонь на нервную ручку Ивской.
– Как я вас понимаю! И мне ужасно трудно работать, – с глубоким сочувствием произнесла она. – Я столько бегаю, ношусь, вычислила преступника, вот-вот его поймаю, а тут стаканы, коктейли, да еще дебил этот, который все время арии воет… На кой черт вы его приручили? Денег от него кот наплакал, а крику…
Ивская
– Трудно! Понимаю. Но! Когда я стану этим… опять вылетело из головы… менеджером по кадрам, станет легче. Придется потерпеть.
Ивская выдернула-таки свою руку из-под лапы Зинаиды, поправила на себе безукоризненный пиджачок и строго произнесла:
– И все же… Все же я бы попросила вас более чутко относиться к моей дочери!
– О-ой, – выдохнула Зинаида. – Вы бы лучше ее попросили о чуткости. Смотрите, что вытворяет…
Елена Сергеевна нашарила на столе пачку сигарет, лихорадочно затянулась.
– Я бы… я бы попросила… Только ничего не получится. У девочки гены! Все от отца! Он бесперспективный слесарь, и эти грубость, хамство… Стыдно признаться, но она их получила от него по наследству!
– Я вас умоляю! – фыркнула Зинаида. – У моей дочери отец – успешный бизнесмен, однако к ней это никак не передалось. У Татьяны, например, сын и вовсе от идиота. Это ж надо – предлагать парню кушать яблоки, когда у того все лицо переломано! Кретин! А вот мальчишка золотой. Умница, добрый такой… А ваша выдерга…
Зинаиду понесло. Она уже вовсю отчитывала директора, будто старая свекровь нерадивую невестку, а Елена Сергеевна, понимая ее правоту, только больше сжималась, съеживалась и сгибала плечи. Она уже прокляла тот миг, когда позволила этой резкой персоне переступить порог своего театра. Так все тихо, мирно и замечательно было до нее, а теперь она тут расселась, переплела тощие ножонки и ведь не выпрешь!
– А где сейчас Вадим? – вдруг догадалась Ивская переменить тему. – Где он лечится?
– Дома. Только вы меня не отвлекайте! Я говорю, ваша выдерга даже с людьми говорить нормально не умеет, а вы, между прочим, видное лицо! Пришли бы домой, взяли бы ремешок покрепче…
Зинаида хотела директрисе только добра. Она заметила, как выскользнул из рук несчастной Ивской какой-то нужный листок, и так вошла в роль доброй, понимающей тетушки, ей настолько было жаль запутавшуюся директрису, что она, желая хоть чем-то утешить ее, даже полезла под стол за той бумажкой. Которая, к слову сказать, оказалась наброском. Зинаида достала бумажку и… и обомлела!
– Все! Мне пора, извините, – хмурясь, поднялась Ивская с места и выдернула из рук Зинаиды смятый листок.
Елена Сергеевна сунула его в сумочку и возле дверей остановилась, ожидая, пока официантка-сыщица догадается покинуть ее кабинет.
Зинаида и Татьяна домой добрались только к двенадцати – надо было все в зале расставить по местам, привести в порядок, а потом Зинаида еще должна была выслушать монолог Татьяны: «Как ты могла орать на эту стерву?»; а еще: «Ты взрослый человек, должна предвидеть последствия!»; и заключительный аккорд: «Все мои старания тебя внедрить накрылись тазом!» Сама же Зинаида нисколько не жалела о том, что хоть ненадолго заткнула рот маленькой хамке. Однако Татьяна только тяжело вздыхала и качала головой.