Дама-невидимка (Анна де Пальме)
Шрифт:
Граф Безбородко в первую минуту опешил, ибо в его практике это был первый случай, когда дама благородного происхождения сама себя предлагает в осведомительницы если не Тайной канцелярии, то Кабинета ее величества. Однако он знал, что Екатерина любила получать приватные сведения о людях — это было для нее живее и интереснее самого завлекательного чтения. Женщина остается женщиной, то есть сплетницей, будучи вознесена даже столь высоко, как Екатерина, или же являясь таким же недоразумением природы, как сия Анна де Пальме. С другой стороны, тут можно усмотреть и заботу о государственной пользе…
Поэтому граф не замедлил доложить императрице
«Странная и удивительная молодая особа» была в довершение всего большой гордячкой. Она попыталась отказаться от жалованья, однако мудрец Безбородко сказал ей:
— Нам прилично получать и жалованье, и милости от царей, а им неприлично пользоваться нашими милостями.
Вслед за этим граф передал Анне прелестный сувенир — золотые с бриллиантами серьги в виде колосьев — и записочку от императрицы, которая лично (!) изволила начертать следующее:
«Я сердечно желаю, чтобы труды нового моего слуги (или служителя) столь же полезны и питательны были, как изображенные зерна в сем колосе, однако ж менее блистательны; впрочем, я уверяю ее во всегдашнем моем царском благоволении, и что я ее даже и нехотя люблю».
Анна онемела. Она умела читать меж строк и правильно поняла то смешение мужского и женского родов, с которыми обращалась к ней императрица. Кроме того, Безбородко, со свойственным ему лингвистическим изяществом, умело оперируя эвфемизмами, довел до сведения Анны, что императрица просит ее не стесняться в средствах при сборе сведений и заранее отпускает ей все грехи.
Интересно, читала ли Екатерина «Мемуары господина д'Артаньяна» и помнила ли знаменитую фразу, начертанную в письме кардинала Ришелье: «Предъявитель сего действует по моему приказанию и для блага государства»? Или в эту минуту она вспомнила о господах иезуитах с их непременной присказкой: «Ad majorem Dei gloriam» [5] ?
5
Для вящей славы Божией (лат). — девиз ордена иезуитов.
Так или иначе, сия индульгенция произвела на девицу де Пальме сильное впечатление. Вот как она описывает это в дневниках: «По отбытию графа удалилась я немедленно в свой кабинет, где, бросясь в кресло и орошенная потоками слез, обвиняя то себя, то опять оправдывая — так, что попеременно колеблема была разными чувствованиями, и осталась в сем положении во весь день одна в философическом уединении своем, где я и начала размышлять о новой своей должности и надежнейших средствах приступить к ней».
Это было последней вспышкой рефлексии. Наутро Анна де Пальме приступила к новой своей деятельности — и немало достигла в ней. «В течение года успела я доставить ее императорскому величеству плоды трудов моих, которые были очень
При виде этих серег Анна сама едва не залилась слезами. Граф Безбородко, который и передал ей подарок, встревожился и спросил, по нраву ли он пришелся?
— Он бесподобен, но между тем все, что бы я ни получила от монаршей щедрости, не может иначе как быть для меня драгоценною вещью! Однако ж первый для меня ценнее, потому что сей дар вынудил меня, войдя в себя, сознаваться, что я виновница огорчения и печали столь милостивейшей и великодушнейшей царицы, и вот почему первый подарок любезнее.
Безбородко на миг онемел. Честно говоря, он не ожидал такой проницательности от этой странной барышни, к которой он, великий женолюб, относился с тщательно скрываемой брезгливостью, хотя она ничем не напоминала обычное размужичье [6] , а была субтильна и нежна собой. Да, Анна совершенно безошибочно угадала смысл подарка императрицы: благодарность и скрытый упрек…
6
Устарелое русское слово для обозначения женщин двуполых или искаженной ориентации.
— Браво, браво, дочь моя! — склонил голову граф Александр Андреевич. — Позвольте старику обнять вас за сей прекрасный ответ, достойный изящных чувств вашей великой души!
Анна к нему, как к мужчине, испытывала аналогичные чувства, оттого «Юстас» и «Алекс» восемнадцатого века всего лишь подержали друг друга за плечи и поулыбались приклеенными улыбками. Вслед за этим граф не без облегчения сообщил Анне, что отныне государыня сама лично будет принимать от нее донесения и давать ей задания.
На том и разошлись.
А между тем ситуация, заставившая императрицу всплакнуть, состояла в следующем.
Ее нынешний фаворит, Платон Александрович Зубов, был натура увлекающаяся. У всех еще на памяти было его страстное ухаживание за великой княгиней Елизаветой Алексеевной, юной женой великого князя Александра Павловича. Зубов вел себя совершенно неприлично и ничуть не скрывал, что намерен компрометировать прелестную Елизавету. В эту пору своей жизни она была очень дружна с фрейлиной Варварой Николаевной Головиной, изощренной интриганкой и распутницей. То есть относительно ее распутства дело обстояло таким образом: пороком так и веяло от ее внешности, однако никому не удавалось, фигурально выражаясь, подержать над ней свечку.
Императрица, по уши влюбленная в капризного мальчишку, которого до небес возвысила и разбаловала так, что он забыл о своем месте, начала не в шутку опасаться влияния Головиной, которая могла заронить в невинную душу Елизаветы семена соблазна, а уж потом настойчивые ухаживания Платона Александровича довершили бы дело. Екатерина была более чем обеспокоена. Ведь она сама выбрала для своего любимого внука Александра из двух принцесс Баденских именно Луизу-Елизавету!
Государыня приказала Анне де Пальме проникнуть в тайные замыслы Головиной и предотвратить их. Для близости к опасной фрейлине Анна была пристроена к ней лектриссой: эта французская мода — держать чтиц — велась у знатных дам России еще с елизаветинских времен, даром что Варвара Николаевна и сама была заядлой книгочейкой.