Дама Пик
Шрифт:
— Тебе не понять, — отмахнулся Август. — Так что там с письмами?
— Письма двусмысленные, — криво усмехнулся Ренар, — но однозначно против матери не свидетельствуют. Да и подписаны инициалами. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы узнать, кто такой этот К. Б. Но терпение и труд все перетрут, знаешь ли.
— Так ты вломился в дом ла Бери?
Кого-нибудь откровенность Райка могла бы, пожалуй, удивить, но Август, не смотря на смятение чувств, все понял правильно. Это был час торжества Рейнеке-лиса, хитрость которого не могла возместить отсутствие таланта и интеллекта по-настоящему высокой пробы. Триумф посредственности над величием.
— Собираешься пожаловаться в полицию? — усмехнулся в ответ Райк.
Ему нечего было бояться. И он это знал. Райк ведь даже настоящего преступления не совершил. Гадкий поступок, но и только. Да и попробуй докажи, что это правда! Слово против слова, а у Ренара репутация честного парня. Простак, но честный. И это следовало принимать в расчет.
— Зачем? — поднял бровь Август. — Это мне как-нибудь поможет?
— Вряд ли.
— Ну, я так где-то и подумал, — кивнул Август. — А что там, к слову, в письмах графини?
— Объяснения в любви… Представь, Юсс, маман и впрямь любила это ничтожество!
— Письма датированы?
— Непременно! — подтвердил Ренар, жадно вглядываясь в глаза Августа, но ничего существенного, по-видимому, там не находя.
— Ее подпись аутентична?
— Без всяких сомнений!
— Письма содержат неоспоримые свидетельства?
— Да, Юсс, — кивнул Райк, — маман прямо так и пишет, «у тебя, мон шер, родился сын, и он похож на тебя цветом волос и глаз».
«И в самом деле, — покачал мысленно головой Август. — Ну, что за дурость?! Ладно она. Маман и сейчас-то умом не блещет, а тогда, тридцать лет назад и сразу после родов… Удивляет Конрад. Он-та за каким чертом хранил эти письма? Душу они ему, что ли, грели? Или хотел ее шантажировать? Такой, как он, вполне мог…»
— Молодец! — похвалил он вслух, стараясь не выдать себя ни голосом, ни выражением глаз. — Это все?
— Все? — удивился Ренар, не ожидавший по-видимому настолько сдержанной реакции. — Юсс, ты в своем уме?
— Мне кажется, да, — пожал плечами Август. — Или ты ожидал, что я устрою истерику?
— Но ты теряешь титул…
— И становлюсь ублюдком, — закончил его мысль Август. Голос звучал ровно. Лицо оставалось спокойно. Он мог собой гордится. — Но история-то на этом закончилась, разве нет?
— Нет, — снова улыбнулся Ренар. Улыбка демонстрировала худшие его черты, но Рейнике-лис знал, никто, кроме Августа, об этом разговоре не узнает. А притворяться перед бывшим братом — единоутробным, но не родным, — не считал нужным. Наоборот. Своим триумфом он хотел насладиться сполна.
— Я показал письма отцу, — не отпуская улыбку, объяснил Ренар. — Но перед этим я обратился за советом к князю де Э. Я был растерян, видишь ли, и не знал, что мне со всем этим делать.
«Хороший выбор, — согласился Август. — И коварство… элегантное. Что есть, то есть, не отнимешь!»
Князь де Э был ни много ни мало личным конфидентом короля Максимилиана и действительным членом Коллегиум Гросса. И при всем при том это был вполне вменяемый и даже где-то порядочный человек. Одним словом, не дурак, не прохиндей и не сплетник. На каждом углу болтать о ставших ему известными мерзостях не станет, и значит секрет на какое-то время останется секретом. Однако
«Элегантно… Но…»
Август вдруг понял, что чего-то в этой истории не хватает. Какого-то завершающего штриха. И ведь он думал уже об этом, имея в виду Агату и ее таинственный визит в палаццо Феарина…
— А к Агате ты зачем ходил? — спросил он вслух, чтобы расставить все точки над «i».
— Исключительно из вредности, — довольно улыбнулся Ренар. — Хотелось, знаешь ли, «братец», раздавить тебя окончательно. Что скажешь, у меня получилось?
Скрывать правду не имело смысла, не говоря уже о том, что унизительно. Все равно ведь узнает или, возможно, знает уже. В любом случае, «пыжиться» показалось неразумным.
— Получилось, — кивнул Август. — Ты преуспел, Райк. Агата уезжает с мужем в Петербург и попросила его величество закрыть мне туда дорогу. Похоже, ты лучше меня разбираешься в людях, Райк. Иметь в любовниках графа — это одно, а незаконнорожденного, на которого теперь будут пялиться все, кому не лень — совсем другое. Я ведь по статусу теперь даже не дворянин…
Последнее было сомнительно: вилла Аури, в любом случае, оставалась его собственностью, и, хотя титула, привязанного к «земле и замку», не имела, дворянство своему хозяину обеспечивала, так как досталась ему в наследство, а не была приобретена за деньги. Однако рассказывать об этом Ренару, Август счел лишним.
«Пусть радуется пока…» — подумал он мимоходом, но развивать эту мысль не стал. Еще успеется.
Возможно и даже скорее всего, ходить этим вечером на прием в королевский дворец, Августу не стоило. Но он все-таки пошел и «испил свою горькую чашу до дна». Мажордом обозвал его попросту «господин Август Агд», не соизволив даже ради приличия назвать кавалером. Большинство гостей — в основном бывшие друзья и родичи — отводили глаза, демонстрируя холодность и отчуждение. Недоброжелатели же, напротив, смотрели во все глаза и горели желанием поговорить. Агата при виде Августа пошла красными пятнами, барон ван дер Коттен наградил презрительным взглядом, а король Максимилиан сыграл труса. Сбежал из собственного тронного зала, лишь бы не оказаться лицом к лицу с Августом и быть вынужденным с ним говорить. Вот тогда, Август и решил покинуть свет: ушел с приема, сменил на Кожевенной улице карету на коня и погнал Жафрея в ночь.
Глава 2. Теа д’Агарис графиня Консуэнская
Гнев не угасал. Не помогал и алкоголь. Ярость клокотала в груди, сжимала виски, застилала взгляд кровавым туманом. Август агонизировал. Но чем яростней он ненавидел, тем сильнее был его личный протест против того жалкого положения, в котором он оказался. Негодование вызывало не только нестерпимую душевную боль, но порождало также злость, которая должна была — просто обязана была — излиться во вне, воплотиться в нечто, способное «повернуть колесо вспять». Надо было только придумать, как это сделать практически. И такой способ неожиданно нашелся.