Дама с коготками
Шрифт:
Пришлось нам с Женькой затеять громкую беседу о собачьей прожорливости. Полковник послушал немного и вышел.
– Не поверил, – сообщил эксперт, – нисколечко не поверил. А ты, Дарья, мерзкая шантажистка. Нет чтобы так просто помочь.
Я пожала плечами. Любишь кататься, дорогой, люби и саночки возить.
Пленку пристроила в ближайший «Кодак». Ждать сутки не хотелось, поэтому пообещала пареньку-лаборанту двойную оплату, если сделает за два часа. Мальчишка с радостью согласился, я хотела пойти в магазин, но передумала. Как там бедная Рафаэлла? Совсем про нее забыла, надо бы узнать, кому она рассказывала о визите
Купив мандаринов и соков, поехала в Склифосовского. В палате у Рафаэллы был маленький предбанник со всеми удобствами. Войдя в предбанник, я услышала доносившийся из комнаты женский голос. У Рафаэллы кто-то был.
– Понимаешь, что тебя ждет? – восклицала посетительница. Я притормозила у входа и стала прислушиваться. Но ответа Рафаэллы не разобрала.
– Вижу, что понимаешь, – удовлетворенно констатировала женщина, – значит, так, выздоравливай быстрей и сматывайся отсюда в свой Зажопинск. Не вздумай в колледже маячить, образование закончено.
Стриптизерка опять что-то забубнила. Надо же так невнятно говорить, словно ваты в рот напихала.
– Нечего сопли распускать, – оборвала ее неизвестная дама, – лучше быть живой в Мухосранске, чем трупом в Москве. Недаром говорят, язык мой – враг мой, так вот, пока не отрезали, прикуси его.
Раздался звук двигающегося стула, гостья, видимо, собралась уходить.
Я опрометью выскочила в холл и села в кресло. Сейчас увидим, кто пугает несчастную Валю-Рафаэллу.
Дверь бокса хлопнула, и в коридор вышла женщина. Рост – под метр восемьдесят. Волосы иссиня-черные, подстриженные под пажа. Такая прическа уже вышла из моды. На лице бронзовый загар. Ярко-красные, как кровь, губы занимали чуть ли не половину лица. Вторую половину надежно скрывали темные квадратные очки. Стройную фигуру плотно облегали черные брючки-стрейч и черная же водолазка. Поражало количество украшений: на шее – штук пять цепей и цепочек, в ушах серьги в виде гвоздик с подвесками. На запястьях– браслеты. Закрыв за собой дверь, дама поправила волосы, и я увидела, что все пальцы, кроме большого, унизаны кольцами и перстнями.
Твердо впечатывая высокие каблуки в старый больничный линолеум, незнакомка, распространяя вокруг удушливый аромат «Кензо», двинулась к лестнице. Подождав, пока небесное видение скроется, я толкнулась к Рафаэлле. Девушка сидела на кровати и курила.
– Ай-яй-яй, – укоризненно покачала я головой, протягивая мандарины и соки, – нехорошо курить в постели.
Рафаэлла махнула рукой.
– На лестнице холодно, да и ходить пока трудно, просто сил нет.
– Кто к тебе сейчас приходил?
– Никто. Одна день-деньской лежу, хорошо, конечно, в отдельной палате, но скучно.
Я села на стул и поглядела на блюдечко, служившее пепельницей. Два окурка «Парламент» и один «Вог», выпачканный кроваво-красной помадой.
– Это чей? – без всяких церемоний спросила я, ткнув пальцем в остатки «Вог».
Рафаэлла покраснела, как рак, но не раскололась.
– Медсестра курила.
– Ах, медсестра! Такая черная, вся в цепях и браслетах? Видела я, как она только что выходила!
Тут стриптизерка зарыдала в голос:
– Не мучайте меня, оставьте в покое, дайте умереть спокойно.
Я попыталась погладить ее по грязной, растрепанной голове, но девушка завизжала и заколотила кулаками по одеялу. Пришлось идти на пост. Молоденькая
Спустя двадцать минут Рафаэлла, умытая и почти умиротворенная, откинулась на подушки:
– Простите.
– Ничего, ничего, с каждым бывает. Я сама однажды от злости швырнула на пол кофейник и растоптала его ногами.
Стриптизерка слабо улыбнулась.
– Злости-то у меня как раз нет. Просто отчаянье охватило, не знаю, что делать.
Я присела на кровать и взяла девушку за горячую, какую-то воспаленную руку:
– Тебе сколько лет, Валечка?
– Двадцать два.
Надо же, моложе Аркашки и Зайки, почти ребенок.
– Как же ты в этот бизнес попала?
Рафаэлла пожала плечами:
– Как все.
– А все как попадают?
Девушка снова заплакала, только тихо, вернее, захныкала. Так скулит обиженный Снап, когда Маня отнимает у него любимые, но строго запрещенные куриные косточки. Продолжая держать ее за руку, я как можно более ласково и убедительно сказала:
– Валюша, может, расскажешь мне все? Изольешь душу? Иногда от этого становится легче.
Стриптизерка шепнула:
– Боюсь.
– Кого?
– Хозяйку.
– Это она приходила?
Рафаэлла кивнула.
– Грозила неприятностями? Гнала из Москвы? Пожалуй, я смогу тебе помочь, но должна знать все. Надеюсь, ты никого не убила?
Девушка всхлипнула, утерла нос ладонью и начала рассказывать.
Валечка приехала в Москву из маленького провинциального городка. Она хорошо училась в школе и решила продолжить учебу в столице. К своему удивлению, легко поступила в колледж, получила место в общежитии, и жизнь понеслась. Только не все в этой жизни шло так, как хотелось девушке.
Институтская аудитория четко делилась на две группы: столичные штучки и провинциалки. Москвички хорошо одевались, тратили деньги на косметику, некоторые разъезжали на собственных автомобилях. Валечке приходилось считать каждую копейку, и даже китайский свитер с вещевого рынка казался невероятным приобретением. К концу первого курса она оголодала окончательно и принялась искать приработок. Сначала подалась в «Макдоналдс», но там платили немного и заставляли носиться всю смену с тряпкой и идиотской улыбкой на лице. К тому же все эти чизбургеры, гамбургеры и картошки одуряюще пахли, и у Валечки началась аллергия. Потом она попробовала приторговывать на рынке колготками. Но в первый же день усатый хозяин-азербайджанец высчитал с нее за две украденные с лотка упаковки. Валюша плюнула на чулочный бизнес, как раз подоспело лето, уехала домой к маме и два месяца отъедалась, благо мамочка хоть и работала бухгалтером, но держала свинок, корову и каждую весну возделывала своими артритными пальцами гигантский огород.
Плохо стало в начале второго курса. Промозглая московская осень заливалась холодными лужами в драные сапоги и задувала злым ветром под курточку на рыбьем меху. К тому же от постоянного недоедания Валечку всегда познабливало, и ученье не шло на ум.
Вскоре девочка познакомилась с чувством зависти. Одна из соседок по комнате, такая же ободранная провинциалка, неожиданно превратилась в ослепительную красавицу. Откуда-то взялся роскошный гардероб, престижная косметика. А вскоре она сняла квартиру в городе.