Дама Тулуза
Шрифт:
По телам, растоптанным в кашу, оскальзываясь, толпа несется обратно в город.
Спесивец, стоя на верхушке баррикады, размахивает руками – зазывает:
– Сюда! Сюда!
Многие бегут к нему, под защиту баррикады. Другие, будто одержимые жаждой, растекаются по улицам. Возле епископской резиденции остались еще люди Монфора.
Обманом проникли в город! Нарочно проникли! Убивайте всех! Убить их всех!
Франков гонят, как дичь. Франков всего шестеро – но вооружены; но защищены кольчугой и шлемом; но бьются отчаянно, не разбирая,
Франки погибают один за другим, все шестеро. Их тела волокут к баррикаде.
Спесивец велит снять с убитых оружие и все ценное, раздеть и усадить на баррикаде в непристойных позах. Это исполняется с восторгом. Мертвецам связывают руки, заставляя держаться за уд. Все кругом хохочут и радуются, будто только что одержали величайшую победу.
Еще несколько баррикад преграждают доступы к Дораде и Капитолию. Тулуза пьяна собственным мужеством.
Пусть приходит. Пусть только сунется.
И сунулся – Гюи, брат Симона, его друг, его цепной кобель. С ним сотня всадников – тяжелая рыцарская конница – и десяток лучников. И еще старший сын Симона – Амори.
От всадника до всадника – большое расстояние. Широко рассеялись по всему полю и потому кажется, будто их очень много. Сперва медленно, а затем все быстрее и быстрее – разгоняя лошадей, криком грея в себе ярость – конница накатывает на город.
Тулуза ждет, готовая содрогнуться под первым ударом.
Все ближе, ближе…
Ворвались – сразу в нескольких местах. Загремели, заголосили по улицам, не глядя ни вправо, ни влево. На скаку разрубали и кололи все, что шевелится: человека, свинью, собаку – ни перед кем не удерживали руки.
Из окон, с крыш на конников вдруг дождем посыпались камни, обломки черепицы, палки, горшки – что ни попадется. Лошади пугались, шарахались.
Вылетев за поворот, Гюи резко натянул поводья. Первая баррикада едва не насадила его на колья. Обернувшись, Гюи закричал тем, кто шел следом:
– Назад! Бароны, назад!..
С трудом развернулся на узкой улице. Конь упрямился, тряс головой и вдруг заржал, оседая на задние ноги. В его бок, пронзив простую белую попону, вонзилось длинное копье. Гюи успел выдернуть ноги из стремян. Падая, конь придавил его. Гюи страшно закричал. Один из франков, спешенный, уже бежал к нему.
Гюи с трудом высвободил из-под конской туши руку. Солдат выволок симонова брата, и оба они тотчас пали на мостовую, хоронясь от стрел и камней. Не поднимая головы, пятясь, отползли назад и скрылись за углом. Конь, истыканный стрелами, остался громоздиться перед баррикадой.
– Зажгите баррикады! – крикнул Гюи, вскакивая на ноги.
К нему подлетел Амори – светлые волосы, широкое лицо.
– Дядя! У Дорады и дальше, за Капитолием, – там улицы перегорожены.
– Наденьте шлем, – сказал ему Гюи.
Лучники уже срывают с плеча колчаны, вынимают стрелы, загодя обмотанные соломой и тряпками, –
Вскоре вся улица затянута дымом. В огне скрываются и туша коня, и мертвые франки, насмешки ради выставленные перед баррикадой, и острые зубы-колья.
Спесивец и его сотоварищи бегут сломя голову прочь и с ними вместе спасаются и жители соседних домов. Пламя, весело треща, растет, поднимается выше, зализывает ставни домов, нависающих справа и слева…
Сопровождаемый пожаром, Гюи отступает на север от Саленских ворот, к собору Сен-Этьен.
– Тулуза! – кричат со всех сторон. Из окон, с крыш. И вместе с этим кличем изливаются на людей Монфора нечистоты, мусор, битые горшки, камни.
– Бокер! Тулуза! Тулуза!
Перед конными бегут, припадая к стенам, лучники. Нависающие над первыми этажами более широкие вторые спасают пеших от града камней, которым горожане осыпают конников.
– Быстрее, бароны! – кричит Гюи де Монфор. – К Сен-Этьену! К Сен-Этьену!
Стремительно повернувшись, Гюи ищет взглядом Амори. Старший сын Симона цел. Вот он наклоняется, подхватывает на коня лучника – у того разбита голова. Слепой от крови, лучник обвисает в седле, тяжко наваливается на Амори.
Сжимая зубы, Амори скалится. Амори очень похож на Симона.
Гюи кричит:
– Племянник! Наденьте шлем!
В следующее мгновение мир для Гюи меркнет. Голова – благодарение Создателю, защищенная шлемом – наполняется гулом, сквозь забрало течет что-то липкое, вонючее. Гюи хватается за шлем, срывает его. Из шлема выливается зловонная желтоватая жидкость. Гюи кашляет, плюется. Повсюду сыплются камни и палки. Ругаясь, Гюи вновь надевает шлем.
Последний поворот.
Вырвавшись из теснины улиц, как из западни, на площадь перед собором Сен-Этьен, Гюи оглядывается. Епископская резиденция спокойна – островок невозмутимости.
За спиной у Гюи, возле Саленских ворот, дымится, готовясь запылать, город.
Следом за Монфором и из соседних улиц на площадь вылетают всадники. С грохотом несутся к собору. Город остается позади. По ущельям-улицам тянется удушливый черный дым, и мятеж тонет в нем. Горожане торопятся спасти свои жилища и свое имущество.
Издалека завидев этот дым, Симон с малым отрядом спешит на помощь брату.
День уже истощается, сменяясь долгим кровавым вечером.
Не решаясь увязнуть в улицах, Симон обходит город с внешней стороны и готовится ворваться туда через Серданские ворота.
Там уже ждет отряд городского ополчения. И оружие-то у них неплохое, и выучка заметна (надо же!), и командиры из рыцарского сословия.
Пробиваясь друг к другу, братья грызут этот отряд с головы и хвоста, покуда остатки ополченцев не обращаются в бегство и не удирают искать укрытия у святого Сатурнина, в соборе Сен-Сернен.