Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник]
Шрифт:
Реми и Матильда обсуждали подробности Великого побега. Надо было определить время, выбрать место — словом, все решить. Пока они еще не знали, хотят ли уехать навсегда или только попутешествовать, как Бабуля с Феликсом.
Матильда, по их примеру, предложила отправиться в Севилью, но Реми предпочитал Италию, потому что благодаря папаше Фужеролю уже знал, что «помидор» — это «томат» по-итальянски, а знание языка — почти самое главное. Больше всего Матильде нравилось в Реми то, как он говорил. Однажды она даже сказала ему: «Когда ты говоришь, кажется, что ты поешь…»
Очень интересное тогда получилось обсуждение. В конце концов они оба высунули языки, чтобы сравнить их. Посмотреть, правда ли у Матильды язык острее, чем у Реми. Им хотелось добиться одинакового произношения, но это оказалось трудно сделать, даже долгий-долгий поцелуй, которым закончился разговор, и тот не помог.
Матильда согласилась на Италию, но вовсе не по лингвистическим причинам: язык — это, в конце концов, не так важно, главное — мороженое. Потом они построили из всех своих мохнатых полотенец и кусочков дерева, которые Реми нашел у реки, нечто вроде палатки или шатра, примерно как в Сахаре. В тряпичном домике оказалось очень мало места, поэтому, скинув сандалии и забравшись под цветную крышу, они улеглись там валетом, подтянув к груди коленки.
Ох, как волновалась Матильда, устраиваясь в этой их первой комнате, в первом доме, где они собирались спать вместе или пусть даже только делать вид, что спят, потому что никогда в жизни они оба еще не были такими шустрыми и настороженными. Находиться там и так — ощущая колени Реми, его ноги, его всего, хотя бы и вниз головой по отношению к ней, — от одного этого Матильда была вся наэлектризована, как в грозовой день.
Ее цельный купальник (она выбрала его, отправившись в магазин с матерью, за ярко-желтый цвет и многообещающее декольте) пока не высох и оттого покалывал тело везде, где соприкасался с кожей.
Они молчали, потому что предполагалось, будто они спят, но девочка была уверена, что Реми так же, как и она, дышит этим смешанным запахом соленых орешков и ванили.
Полотенца громко хлопали под порывами ветра. Матильда подумала и решила: пора притвориться глубоко спящей. Так надо. Она не знала, чего ждет, но чего-то ждала.
Сначала то, чего она ждала, показалось ей неощутимым, потом — все более и более ясным: пальцы ноги Реми начали прогулку, подлезая под ее бедро. Вроде как по нему поползла маленькая мышка, нет, скорее было похоже на мордочку слепого котенка, который тянется к блюдцу с теплым молоком.
Не двигаться. Главное — не шевелиться. Понять, куда хочет дотянуться котенок. Матильда, крепко закрыв глаза, следила за нежной мордочкой, прикосновение которой к коже оказалось приятно щекотным. Вот. Котенок тянется именно туда, куда она думала, так ме-е-едленно, но так уверенно…
Когда они ездили к морю и двоюродные братья разрывали песок между раскинутыми ногами Матильды, они тоже почти дотрагивались до этого самого блюдечка с молоком, но никогда не осмеливались подобраться к нему так близко-близко.
Снаружи ветер на время утих. И такая воцарилась тишина… Только речка билась о прибрежные камешки — словно играла на ксилофоне…
Матильде казалось, что всю свою долгую жизнь она только и хотела притворяться спящей и ждать, пока Реми, пока эта котеночья мордочка…
— Э-эй! Чем это вы там занимаетесь, а? Что это вы делаете?
Голос Селины прозвучал громче воя ветра. Матильда открыла глаза. И увидела то самое выражение лица подозрительной, недоверчивой матери, которого терпеть не могла.
— А что? Ничего не делаем! Спим! — проворчала она в ответ, а лакомка-котенок поспешил поскорее спрятать подальше мордочку.
Их отчитали. Велели немедленно встать и собрать вещи. Переодеться. Бегом, бегом. Надо как можно скорее вернуться домой!
На обратном пути Селина не сводила с них сердитого взгляда — в зеркале заднего вида они были как на ладони. Матильда вздыхала. Реми даже и не думал наклоняться к ней на самых крутых виражах. Он застыл, выпрямив спину, на другом конце сиденья.
Матильду мучили печальные мысли о всевластии матерей, а главное — об их непредсказуемости.
Ну чего она хочет-то, в конце концов, ее мамочка? Пускай бы она решила, пусть решит раз и навсегда, нравится ей, чтобы у дочки был возлюбленный, или не нравится. Да или нет.
Теперь разозлилась Матильда. Разве можно врываться в чужую комнату, где люди спят, даже не постучав в дверь, хотя бы эта дверь и сделана из мохнатого полотенца!
Злость сначала утешила ее, а потом успокоила окончательно: на самом деле куда лучше, чтобы мама стала ее врагом к этой ночи, когда она бросит дом навсегда, даже не попрощавшись, даже не приласкавшись напоследок…
~~~
Полночь — самое лучшее время для побега влюбленных из дому, но сколько же для этого требуется выдержки и терпения! Главное — не заснуть и постараться не разглядывать потолки. Именно не потолок, а потолки! Потому как ночные чудовища проникают не только в спальни, а вполне способны перемещаться куда угодно: хоть, к примеру, на кухню, где Матильда и уселась лицом к большим часам, которые отмеривали удары каждые пятнадцать минут. Рядышком стоял буфет, особенно близко оказалась полка со сластями.
Матильда уселась за кухонный стол и стала на свой лад играть в «Семь семеек», окружив себя пачками печенья и вазочками с джемом.
Она уже успела выдать дочку из семьи Мускуле за сына Озверюшей, успела дождаться рождения девочки у Вермишелей, которые уже и не чаяли, что у них будет ребенок. Она с великим трудом и ужасно горюя похоронила несколько дедушек и бабушек, особенно ее печалила участь бабушек…
Это надо же! Почему она не спросила у Реми его фамилию? Надо будет обязательно спросить, потому что как без этого? Хочется же знать, какая у нее самой будет фамилия, когда они вернутся из этого свадебного путешествия!