Дамасские ворота
Шрифт:
Когда Фотерингил и Омар встали, Лукас вытолкал Лестрейда в садик на крыше. В нескольких футах от них разбилась пущенная бутылка. Внизу завывали полицейские сирены.
— Они не собираются везти вас в Каир, Лестрейд. Они хотят убить вас. Или в Кфар-Готлибе, или в пустыне.
Фотерингил стоял, с улыбкой наблюдая за ними.
— Что? — спросил Лестрейд. — Убить? Убить меня? Что?
Омар и Бутрос о чем-то спорили. Может, даже о том, кто потащит багаж.
— Убить вас, — продолжал Лукас. — И меня. Так же, как они убили Эриксена. Эриксен и я — американцы, Лестрейд. Вы всего-навсего британец. Британцы
Конечно, Лукас блефовал. Американцев теперь тоже начали убивать постоянно, точно так же как обычных иностранцев.
— Что? — продолжал требовательно вопрошать профессор Лестрейд. — О чем вы?
Фотерингил, который теперь стоял рядом, улыбался все шире. Он то ли обожал развлекаться, то ли был непроходимый дурак. Может, сумасшедший, а может, его веселье объяснялось тем, что, как бывший десантник, он мог легко и быстро покончить с ними. Нельзя было терять ни минуты.
Лукас в первую очередь думал о собственном спасении. Но хорошо бы, если получится, прихватить с собой и Лестрейда. Во-первых, Лестрейду известно, где заложена бомба, и он мог помочь обезвредить ее. Во-вторых, хотя Лестрейд мошенник, фашист и антисемит, было бы по-христиански спасти его. Или по-еврейски. Или по-иудеохристиански.
С лестрейдовской крыши Лукас не видел привычного поста пограничной полиции за Дамасскими воротами. Возможно, люди там были, просто погасили свет. Если обстановка достаточно серьезна, Цахал мог временно отойти из палестинской части города для охраны еврейских кварталов.
Но доктрина Цахала, то есть Армии обороны Израиля, ни в коем случае не была оборонительной, даже в короткой перспективе. Какой бы накал ни принимал бунт, армия быстро занимала позиции внутри стен, в палестинской части города. Кроме того, в Мусульманском квартале были там и тут разбросаны еврейские анклавы, иешивы и разрозненные здания как предупреждение противнику, вроде апартаментов «Генерал Шарон». Они скоро оказывались в осаде, и Цахал, будучи Цахалом, проявлял большую отвагу, защищая жизнь каждого еврея при нападении палестинцев.
— Как вы собираетесь добраться до своей машины? — спросил Лукас Фотерингила.
Идея Фотерингила отвезти их в безопасное место по-прежнему выглядела неубедительным предлогом, и Лукас решил продолжать игру.
— Пусть это будет моей заботой, парень.
Омар освободился от Бутроса, который поспешил назад, в монастырскую гостиницу. Лукас гадал, где же Фотерингил поставил машину. Проехать по улицам Старого города до самой гостиницы было невозможно. Сюда они должны были идти пешком через толпу. И даже до Старого города доехать было непросто.
Главное было не дать Фотерингилу и Омару убить их прямо здесь, в квартире Лестрейда. А те могли — если решат, что это необходимо. И списать на бунтующую толпу.
— Ну, — сказал Лестрейд, — чувствую, моим бедным растениям надеяться не на что. Так что я готов, что дальше?
А Лукас думал про себя: стены Старого города. Цахал наверняка охраняет их. Расставил по всей их длине невидимых наблюдателей. Вдалеке послышалась боевая речовка цахаловского полка «Голани».
Там
— «Голани», — сказал Омар Фотерингилу; тот взглянул на свои часы.
А если коммандос подойдут близко, думал Лукас, не позвать ли на помощь? Какой-никакой, а шанс освободиться от Фотерингила. Но это может и выдать толпе их присутствие. Впрочем, толпа была меньшей бедой. Но тут же вспомнилось о том, что произошло с Хэлом Моррисом в Нузейрате.
Неожиданно внизу на лестнице раздался треск дерева и звон разбитого стекла, и на мгновение Лукас решил, что толпы штурмуют христианские гостиницы, австрийскую в том числе. Но люди, взбегающие по лестнице и к Лестрейду, кричали на иврите.
«Голани», понял Лукас. Больше он никогда не будет критиковать их. По крайней мере в своих публикациях.
Солдаты заполонили квартиру и решительно заняли позиции на крыше. Их появление не встревожило и даже не удивило ни Фотерингила, ни Омара.
— Поосторожней, — сказал доктор Лестрейд, — это христианская собственность.
Он на это способен, подумал Лукас. Способен заявить официальный протест, когда его же задницу спасают. По-прежнему в нескольких кварталах от них слышались слаженные армейские голоса. Там звучали выстрелы. Тут он заметил, что рассредоточившиеся по квартире солдаты ведут себя странно.
Во-первых, хотя по крайней мере у одного из них на форме была нашивка «Голани», все они не были похожи на бравых парашютистов. Должно быть, это подразделение, призванное для поддержки наступательной операции, нечто вроде спасательного отряда. Некоторые носили цицит. У других был неистребимо штатский вид, даже по меркам Цахала. Такое впечатление, что им было не по себе в форме с ее застежками и пряжками, и с оружием они обращались неумело. Наверное, добровольцы, гуманитарии и городские поселенцы из районов за пределами Еврейского квартала, призванные спасать братьев и коллег. В таком случае, подумал Лукас, что они делают здесь? Он насчитал десять человек.
— Так машина под охраной? — спросил Фотерингил одного из солдат.
— Следуйте за нами, — ответили ему по-английски с американским акцентом.
Лукас понял, что это не регулярная армия, а резервисты и боевики.
— Присматривайте за этой парочкой, — сказал Фотерингил. Он имел в виду Лукаса и совершенно сбитого с толку Лестрейда. — Они и есть пассажиры.
Один из военных взял Лукаса за рукав.
— И этого ублюдка, — сказал Фотерингил, указывая на Лестрейда.
Тут Лукаса осенило.
— Наверняка, — спросил он Лестрейда, — вы знали о бомбе?
— Бомбе? — переспросил тот голосом, дрожащим от неподдельного раздражения и возмущения. — Бомбе?Бомбе? Конечно же нет!
Трудно было ему не поверить.
62
Сидя рядом с Разиэлем, отрубившимся на ее диване, Сония еще раз взглянула на листок со схемой, прослеживая отмеченные на ней проходы.