Дамасские ворота
Шрифт:
— Ладно, — кивнул Циммер. — Раз ты уверен. Отныне твое имя будет Ленни Акерман. Понял?
— Ленни Акерман, — повторил Хэл. — Хорошо.
— Не будь так уверен, что тебе понравилось бы в давние времена, Ленни. Кругом были сплошные леваки.
Когда совещание закончилось, Циммер и Линда, покидая территорию Галилейского Дома, столкнулись с доктором Отисом Кори Батлером.
— Шалом, хаверим! [334] — восторженно приветствовал их Батлер.
334
Привет,
— Добрый вечер, доктор Батлер! — поздоровался Януш Циммер.
— Я как раз подумал, что забыл упомянуть, — сказал Батлер. — Не знаю, важно это или нет. Вам знаком журналист, американский парень? Не знаю, еврей он или нет.
— Он и сам не знает, — ответил Циммер.
— В общем, кто-то посоветовал ему обратиться к нам. Оказывается, он пишет книгу об иерусалимском синдроме, как он это называет, вместе с Пинхасом Оберманом.
Линда несколько обеспокоенно посмотрела на Циммера. Циммер, ничуть, казалось, не удивившийся, сказал:
— Хорошо. Он выбрал интересное время. Для «Иерусалимского синдрома».
— Я просто подумал, что вы захотите это знать.
— Мы знали, — сказал Циммер. — Да, Линда?
— Да, — неопределенно ответила та. — Полагаю, знали.
На другой день Пинхас Оберман, сидя в кафе «Атара», поднял глаза от кофе и увидел, что над ним стоит Линда Эриксен. Хотя он сидел за своим привычным столиком, она казалась удивленной, что встретила его здесь, и вела себя соответственно.
— Линда, дорогая! Присаживайся, пожалуйста.
Пинхас сделал знак официанту, который подошел не сразу. Наконец, когда любопытство, вызванное присутствием молодой иностранки за столиком Обермана, пересилило задумчивость, официант удостоил их своим вниманием и спросил, чего они желают. Линда заказала caf'e au lait [335] .
— Я так понимаю, — сказала Линда, — что ты и Кристофер Лукас пишете что-то такое о, как вы это называете, иерусалимском синдроме.
335
Кофе с молоком (фр.).
— Книгу. К сожалению, мы не можем претендовать на изобретение этого термина.
— Должна тебя спросить, не фигурируем ли мы с мужем в этой книге?
— Мы никого не называем по имени.
— Но многих людей можно будет легко узнать.
— Те, кто знаком с предметом или находится в теме, могут кого-то узнать.
— Мне это представляется вторжением в частную жизнь. Это может пагубно сказаться на чьей-нибудь карьере.
— Нет, — сказал Пинхас Оберман.
— Что значит — нет? Конечно да.
— Беспокоиться не о чем, люди, знающие кого-то, прочтут о том,
— Да ладно тебе. Тут все друг друга знают. Особенно те, кто в теме.
— Не понимаю, — сказал Оберман, — чем эта книга отличается от выходящих во всем мире других таких же, описывающих иные заболевания на примере конкретных людей.
— Я хорошо знаю тебя, — сказала она. — Слишком хорошо, чтобы поддаться на твои ораторские уловки.
— Какие еще ораторские уловки?
— Ладно, Пинхас, я слушаю.
— Ни твой муж, ни твои любовники не будут выставлены неприглядно. Ни ты сама. Так что не волнуйся.
— Почему-то твои заверения меня не слишком убеждают.
— Ради меня ты ушла от Эриксена. Думаешь, я унижусь до мести?
— Честно говоря, ты настолько странный человек, что я бы не удивилась.
— Линда, не волнуйся. Книга тебе понравится. Она будет напоминать тебе о бурной молодости. О твоих похождениях.
— Ты самый большой циник, какого я встречала.
— Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы понимать: никакой я не циник. Может, думаешь, что я не любил тебя?
Линда помешала кофе.
— Я до сих пор отношусь к тебе с нежностью, Пинхас. Конечно, теперь я живу с Янушем. Но мы же не враги, нет?
— Враги? Не знаю. Я не пишу очернительских книг. Ты не найдешь там ни насмешек, ни нападок.
— Но ты больше не любишь меня?
Оберман взглянул на нее. Она смотрела на него с терпеливой улыбкой, словно ожидая подтверждения своей общепризнанной привлекательности.
— Нет. Не люблю.
Она натянуто улыбнулась:
— Не любишь? А что тогда?
— Не люблю, — сказал Оберман.
— Послушай, Пинхас. Я не собираюсь причинять тебе никаких неприятностей. Но Януш человек горячий. Он немолод, но очень силен. Советую поостеречься.
— Тебя интересует, что мне известно, — так, да?
— Мне бы не хотелось, чтобы у тебя и твоего друга были неприятности.
— Если бы не знал, что ты так любила меня, Линди, я бы, пожалуй, назвал этот твой неожиданный визит попыткой меня запугать.
Линда неприятно рассмеялась:
— Запугать? Запугать! Ты неподражаем.
— О чем мы не должны упоминать? Что мы должны утаивать? — спросил Оберман. — Что в Галилейском Доме окопались мошенники? Что они заодно с моледетами [336] и даже хуже? В любом случае какое до этого дело Янушу? Или тебе?
— Может, мы считаем, что ты предаешь то, что защищает наша страна. И эта книга, которую ты пишешь с тем человеком, — часть твоего предательства.
336
Партия «Моледет» («Родина», ивр.) — небольшая правая политическая партия, выступающая за переселение арабского населения Израиля в другие страны.