Дамир. Любой ценой
Шрифт:
«Что мы здесь делаем?» – спрашивают его глаза.
«Не знаю», – пожимаю плечами.
Дамир переводит взгляд на Саньку и, устало улыбнувшись, грустно вздыхает. Этот вздох вместо тысячи слов. Он жалеет обо всём, как и я. Мы наделали глупостей. Наломали дров вдвоём. Зачем теперь жалеть, мучать… себя, его?
– Как вы уже успели догадаться… – продолжает говорить Эрнест, – я пригласил вас в гости не просто так. Вчера в ресторане было много людей и, в общем, такие новости узнают в тесном семейном
В комнате зависает пауза. Становится настолько тихо, что я отчётливо слышу тиканье наручных часов своего мужа.
– Что? – первой в себя приходит Анита. – Папа, ты сейчас серьёзно? Женишься?
– Да, – кивает Эрнест, – я знал, что ты так скажешь. Я в своём уме, если ты хотела спросить это.
– Бред, – фыркает Анита, закатив глаза.
Неожиданно Эрнест Юсупович стучит кулаком по столу, заставляя всех вокруг встрепенуться.
– Я не спрашивал твоего мнения, дочь, – произносит строгим тоном, сверля Аниту гневным взглядом, а затем, как ни в чём не бывало, широко улыбается. – Если кому-то что-то не подходит, то я никого не держу, а для остальных…
Эрнест поднимается со стула, расправляет плечи и протягивает руку Ренате:
– Прошу любить и жаловать мою будущую жену.
Я хочу домой. Сбежать отсюда и поскорее, но Давид сказал, уедем позже. Вот как это выдержать, когда меня бросает в жар от одной только мысли, что весь этот обед – начало конца. Грядут перемены, и я даже знаю какие! Отныне всё будет иначе. Рената, Анита… Ненавидят меня и имеют на это право. Я перешла дорогу каждой. Разлучница, угонщица или как там называют ещё?!
Санька скучает. Ему тоже неуютно в этом доме, как и мне.
Он шепчет на ухо:
– Мам, пошли домой.
А я очень хочу ответить: «Конечно, сынок. Уже идём».
Но вместо этого:
– Скоро, Санечка, потерпи ещё чуть-чуть, – произношу виновато, сжимая детскую ручонку.
Санька надувает губки. Обижается. Я не могу на это смотреть. Материнское сердце трепещет в груди, будто крылья у пойманной бабочки. Быстро-быстро. Не посчитать удары!
– Мы погуляем на улице. Можно? – спрашиваю у Давида.
Муж кивает, но перед тем, как разрешить нам с сыном встать из-за стола, кладёт ладонь сверху моего запястья со словами:
– Я тоже хочу уйти. Решу один вопрос и сразу же поедем домой.
Улыбаюсь через силу.
Хорошо. Решай, а я...
Поднимаюсь со стула, извиняюсь перед всеми присутствующими и увожу сына, подальше от этого кобла ядовитых змей.
На улице холодно. Декабрьский ветер ерошит мне волосы, яркое солнце бьёт в глаза, а под ногами хрустит снег.
– Ма, – зовёт детский голос, и я оборачиваюсь. – Лови!
Санька бросает в меня снежок и мне приходится спрятаться за деревом.
–
Мне ничего не остается другого, как включиться в игру. Присаживаюсь на корточки и, набрав пригоршню снега, леплю небольшой шар.
За игрой время летит незаметно. И плевать на то, что мой макияж предательски «поплыл», что растрепались волосы… Я счастлива, как только может быть счастливой женщина. Сын – самые сильные эмоции. Его улыбка – музыка в моей душе, а звонкий смех – любимая песня.
Моё укрытие «обстреляли» со всех сторон. Я бегаю вокруг большого дерева, а Санька, визжа от смеха, бежит следом, пытаясь бросить в меня снежок.
Что-то пошло не так... А, может быть, всему виной высокие каблуки. Поскальзываюсь. Машу руками, но сохранить равновесие не удаётся. Падаю на землю, уткнувшись лицом в снег.
– Не ушиблась? – доносится сверху и я даже не успеваю ответить, как сильные руки подхватывают меня под мышки. – Ну ты и загонял маму, сы... Санька!
Сердце колотится как сумасшедшее. Я молчу, боясь шевелиться.
Что он здесь делает? Почему помогает подняться? Зачем пытается стряхнуть с моей шубы снег, а затем заправить за уши мокрые волосы и, как бы невзначай, коснуться ладонью щеки?
– Спасибо, – бубню под нос, не отрывая взгляда от его рук.
А он, глотает тихий смешок и всё-таки обхватывает моё лицо двумя ладонями. Его тёплые пальцы скользят вверх-вниз, оставляя на коже горячий след.
Вздрагиваю. Дышу рвано. Грудную клетку сжимает обручем. Волнительный трепет до мурашек по коже, до дрожи кончиков пальцев.
– У тебя туш потекла, – произносит охрипшим голосом.
– Не смотри на меня, – прячу лицо в ладонях и, наконец совладав с эмоциями, отстраняюсь от Дамира.
– Дин, ты самая красивая даже сейчас: с черными кругами под глазами, как у панды.
– Не смешно.
– А я и не шутил, – ухмыляется, а затем переключается на Саньку: – я, конечно, так быстро бегать, как твоя мама, не умею, но могу слепить снеговика. Хочешь?
– Хочу! Хочу! – восклицает сын и я даже не успеваю возразить, как эти двое лепят большого снеговика.
Я стою в стороне, не вмешиваясь, а должна? Не знаю. С одной стороны, ничего плохого не происходит, но Давид попросил меня держаться подальше от Дамира, а я... Близко. Непростительно.
В кармане шубы жужжит телефон. Я шарю рукой в кармане и достаю мобильник. Катя. Нужно ответить.
Принимаю вызов, но звонкий детский смех за моей спиной громче голоса в трубке, поэтому я отхожу в сторону. У подруги заболел ребёнок и она советуется со мной: ждать до завтра приема в поликлинике или же я могу что-то порекомендовать сейчас.