Дамка хочет говорить

Панов Александр Сергеевич

Я отбежала, а Пиратка все равно не улетал.

— Нечего сваливать на Дамку, сам отойди, — сказала Любушка. — Он тебя боится.

— Пиратка ко мне привык!

— Попробуй, отойди, увидишь, как привык! — Любушка потянула брата за руку, а Пиратке шепнула: — Лети скорей, не бойся.

Послушался! Взмахнул крыльями и радостно взвился вверх, на свободу.

— Полетел! Полетел, — весело заорал Виталька.

И ребята все обрадовались, что он полетел. Но потом перестали радоваться, смотрели во все стороны: неужели насовсем улетел?

— Полетает,

полетает и вернется, — утешала Любушка брата. — Ты тоже иногда целый день бегаешь и все разно домой приходишь.

Ребята засмеялись, и Андрюша повеселел.

Верно, Любушка, когда меня привязывают на цепь, так я целый день рвусь и скулю… А побегаю досыта — сама домой с радостью явлюсь. Но здесь совсем другое дело. Пиратка — обманщик. Я по его глазам вижу. И «хищник», все так говорят. А это, наверное, самая плохая птица. На кур и гусей так никто не скажет.

Ребята ждали, но ястреб не показывался. Виталька взглянул на Андрюшку. И тут я почувствовала, что Виталька тоже перестал ликовать.

— Надо бы подождать выпускать, — сказал он тихо. — Пиратка к тебе еще не привык… Я тебе весной молодого поймаю, честно говорю… Смотри, летит! — Виталька потряс друга за плечо. И я увидела ястреба. Нет, Пиратка не улетел! Он играл на воле — то взмывал ввысь, не видно было, то камнем падал почти до самой земли, казалось, вот-вот разобьется… А потом, наверное, устал и плавно опустился на крышу дома.

— Пират, скорей домой! — приказал Андрюшка. Но птица, видно, не хотела возвращаться. Наклонила голову набок и, спокойненько поглядывая на нас, приговаривала на своем языке: «Как хотите, а мне надоело в кладовке сидеть».

— Ну ты, я тебя с самого начала раскусила! — крикнула я Пиратке. — Или оставайся и будь домашним, или улетай совсем, не то плохо тебе будет.

— От тебя, что ль? — скосив желтый глаз, проклекотал ястреб. Ох, как я взвилась! Но Любушка меня остановила. Нет, не разбираются люди в языке животных… Андрюшка показал кусочек мяса, и Пиратка зорко поглядел на него. Щелкнул кривым клювом, быстренько опустился на землю. И поскакал, поскакал к Андрюше. Мальчик прижал его к груди.

— Молодец! Теперь не закрою в клетке, будешь в кладовке жить, а потом во дворе. Будешь летать, когда захочешь.

Ястреб, наверное, все понял: покачал вытянутым клювом, мол, я согласен.

Еще бы, не согласиться. Выздоровеет окончательно, откормится, а там и вольному воля. Сколько еще цыплят перетаскает.

Виталька начал рассматривать Пираткину клетку.

— Зачем теперь она? Отдай мне, — попросил Виталька, — Голубей заведу.

Бот уже врет, Андрюша, он не любит голубей, я видела, из рогатки в них стрелял. Ему бы только выманить клетку, ты же знаешь. Но все равно Андрюша отдал ему ее.

— Не отдавай, Андрюша! — заворчала

я, а Виталька щелкнул меня сильно по носу.

— Не бей Дамку, — заступилась Любушка.

— Видишь, цапнуть хочет, как Пиратку.

— Потому что не любит тебя. Она всех любит, а тебя нет, ты все время дразнишь ее.

— Ладно, больше не буду, только не сердись… Приходи к нам, у Нины говорящая кукла.

— Да-а, я боюсь Розку. Она такая злющая, не то что Дамка.

— Уж твоя Дамка, — рассмеялся Виталька. — Облезлая, старая.

— И нет, и нет, самая красивая!

Виталька еще пуще рассмеялся и погладил Любушку по голове.

— Смотри, как защищаешь.

— Неужели я на самом деле облезлая? Нет, это Виталька со зла говорит.

Дорогая Любушка, ты удивляешься, почему меня не любит Виталька? Потому что я не люблю его. Он ничего не дает. Только ты не замечаешь и думаешь, что он добрый. Зовет тебя с куклой поиграть, но ведь она не его. Чужое ему нисколечко не жалко, а вот попроси хоть что-нибудь его собственное. Нарочно попроси. Только ты не догадаешься нарочно попросить.

Знаешь, что он однажды натворил? Андрюша с ребятами на рыбалке пекли картошку. У нас поспевает раньше, чем у других. Хозяйка все говорит: «Хоть бы скорей Дима приехал из училища механизаторов на побывку, новой, свежей картошки попробовал бы».

Ребята хвалили, мол, крупная, вкусная, а Виталька заспорил, что у него тоже выросла ранняя и такая же большая: «Завтра свою принесу — увидите».

Как бы не так — свою! Ночью забрался на наш огород и давай дергать кусты. И в сумку, в сумку прячет картошку. А хитрый какой: кусты потыкал, будто так и было. Я облаяла его, а он не боится. Вовсю лаю, скулю, но никто из наших не выходит. Виталька пнул так, что я перевернулась. Тут уж я вцепилась в штанину — выдрала клок. Ненавижу трусов и воров, они больше всех обижают собак.

…На рыбалке ребята хвалили его картошку, мол, такая же вкуснятина.

— Эта не Виталькина, а наша, — говорила я, но никто меня не слушал.

Вечером Виталька пришел к нам как ни в чем не бывало. С Андрюшкой в саду за столиком рисовали карикатуры и сочиняли частушки про двоечников, грязнуль и прогульщиков. Виталька любит про других сочинять.

— Виталька своровал у нас картошку, — сказала Андрюше. — Сочини про своего дружка частушку.

Конечно, сочинил бы, если бы понял меня.

— Эх, и надоедливая же твоя Дамка, — сказал Виталька, ему видно хотелось пнуть меня незаметно, но я отскочила.

Если бы я умела писать, вывела бы крупными буквами в классной «Молнии»: «Виталька — вор».

— Ребята, идите-ка сюда! — позвала тетя Катя. — Для Димы оставили побольше кусты и нет!

— Безобразие! — сказал Виталька. — Есть ведь такие.

Я завизжала, залаяла на Витальку. «Это он!»

Но никто не понял, Андрюшка на меня же и рассердился:

— Сдурела, на своих лаять!