Дамы плаща и кинжала (новеллы)

Арсеньева Елена

И диковинная явилась у нее идея! Ей захотелось сделаться хамелеоном среди хамелеонов, незримой пребывать среди них, при этом проникая в самые сокровенные и низменные их мысли и чувства, которые, конечно же, представляли опасность для державы. А затем о сих чувствах и намерениях Анна собиралась сообщать государыне.

Приходила ли ей уже тогда мысль провоцировать проявление чужих пороков, дабы играть на них, или она додумалась до сей хитрющей забавы позднее, уже с помощью Екатерины? Неведомо.

Все хорошенько обмозговав, Анна пригласила к себе графа Александра Андреевича и уведомила его о своих благих намерениях:

— Почтенный

мой покровитель, в моих с вами беседах я очень много нужного и полезного для себя почерпнула, а теперь прошу вас наставить меня в том средстве, чрез которое могу успеть в желаемом мною, а именно: быть занятой должностью, не быв, однако ж, в зависимости ни у кого. Ужасные возродились у меня чувства, к пользе монаршей и в здравом рассудке, но в высшей, кажется, благодати, чтоб можно было мне в оном успеть. Если я по младости и неопытности моей не имею ни глубокомыслия, ни тонкости ума родителя моего, то имею по крайней мере довольно достаточного сведения о некоторой политической части, состоящей в собирании и составлении общенародных мнений. В чем же я найду какое ни на есть недоумение, то, верно, второй мой отец позволит мне прибегнуть к его советам!

Граф Безбородко в первую минуту опешил, ибо в его практике это был первый случай, когда дама благородного происхождения сама себя предлагает в осведомительницы если не Тайной канцелярии, то Кабинета ее величества. Однако он знал, что Екатерина любила получать приватные сведения о людях — это было для нее живее и интереснее самого завлекательного чтения. Женщина остается женщиной, то есть сплетницей, будучи вознесена даже столь высоко, как Екатерина, или же являясь таким же недоразумением природы, как сия Анна де Пальме. С другой стороны, тут можно усмотреть и заботу о государственной пользе…

Поэтому граф не замедлил доложить императрице о волонтерке доносительского ремесла — и вскоре сообщил своей протеже, что государыня повелела ей заниматься вышесказанной должностью в совершенной сокровенности и доставлять плод трудов своих к нему, Безбородко, причем изволила заметить следующее: «Что за странная и удивительная молодая особа!» Недоумение государыни Анна восприняла за комплимент — и пылко приступила к новому ремеслу своему, за которое, между прочим, щедротами Екатерины ей было определено ежегодно двенадцать тысяч рублей жалованья.

«Странная и удивительная молодая особа» была в довершение всего большой гордячкой. Она попыталась отказаться от жалованья, однако мудрец Безбородко сказал ей:

— Нам прилично получать и жалованье, и милости от царей, а им неприлично пользоваться нашими милостями.

Вслед за этим граф передал Анне прелестный сувенир — золотые с бриллиантами серьги в виде колосьев — и записочку от императрицы, которая лично (!) изволила начертать следующее:

«Я сердечно желаю, чтобы труды нового моего слуги (или служителя) столь же полезны и питательны были, как изображенные зерна в сем колосе, однако ж менее блистательны; впрочем, я уверяю ее во всегдашнем моем царском благоволении, и что я ее даже и нехотя люблю».

Анна онемела. Она умела читать меж строк и правильно поняла то смешение мужского и женского родов, с которым обращалась к ней императрица. Кроме того, Безбородко со свойственным ему лингвистическим

изяществом, умело оперируя эвфемизмами, довел до сведения Анны, что императрица просит ее не стесняться в средствах при сборе сведений и заранее отпускает ей все грехи.

Интересно, читала ли Екатерина «Мемуары господина д’Артаньяна» и помнила ли знаменитую фразу, начертанную в письме кардинала Ришелье: «Предъявитель сего действует по моему приказанию и для блага государства»? Или в эту минуту она вспомнила о господах иезуитах с их непременной присказкой: «Ad majorem Dei gloriam»? [5]

5

Для вящей славы Божией (лат.). — девиз ордена иезуитов.

Так или иначе, сия индульгенция произвела на девицу де Пальме сильное впечатление. Вот как она описывает это в дневниках: «По отбытию графа удалилась я немедленно в свой кабинет, где, бросясь в кресло и орошенная потоками слез, обвиняя то себя, то опять оправдывая — так, что попеременно колеблема была разными чувствованиями, и осталась в сем положении во весь день одна в философическом уединении своем, где я и начала размышлять о новой своей должности и надежнейших средствах приступить к ней».

Это было последней вспышкой рефлексии. Наутро Анна де Пальме приступила к новой своей деятельности — и немалого достигла в ней. «В течение года успела я доставить ее императорскому величеству плоды трудов моих, которые были очень милостиво приняты и одобрены, за которые получила я опять бриллиантовые серьги, изображающие грушу». А еще более напоминали они две крупных слезы…

При виде этих серег Анна сама едва не залилась слезами. Граф Безбородко, который и передал ей подарок, встревожился и спросил: по нраву ли он пришелся?

— Он бесподобен, но между тем все, что бы я ни получила от монаршей щедрости, не может иначе как быть для меня драгоценною вещью! Однако ж первый для меня ценнее, потому что сей дар вынудил меня, войдя в себя, сознаваться, что я виновница огорчения и печали столь милостивейшей и великодушнейшей царицы, и вот почему первый подарок любезнее.

Безбородко на миг онемел. Честно говоря, он не ожидал такой проницательности от этой странной барышни, к которой он, великий женолюб, относился с тщательно скрываемой брезгливостью, хотя она ничем не напоминала обычное размужичье, [6] а была субтильна и нежна собой. Да, Анна совершенно безошибочно угадала смысл подарка императрицы: благодарность и скрытый упрек…

6

Устарелое русское слово для обозначения женщин двуполых или искаженной ориентации.

— Браво, браво, дочь моя! — склонил голову граф Александр Андреевич. — Позвольте старику обнять вас за сей прекрасный ответ, достойный изящных чувств вашей великой души!

Анна к нему, как к мужчине, испытывала аналогичные чувства, оттого «Юстас» и «Алекс» восемнадцатого века всего лишь подержали друг друга за плечи и поулыбались приклеенными улыбками. Вслед за этим граф не без облегчения сообщил Анне, что отныне государыня сама лично будет принимать от нее донесения и давать ей задания.