Дамы убивают кавалеров
Шрифт:
Черный выжидательно посмотрел на отца.
Великий хакан помолчал, затем сказал кратко:
– Не все на свете деньгами меряется, Нарим.
Нарим Каримов по кличке Черный понял, что и он не дал того ответа, на который рассчитывал отец. Нахмурился.
– Ты что скажешь, Услан? – обратился хакан к старшему сыну.
– Отец! Малъщик многое умеет, – сказал Услан. – Он смог проникнуть в компьютерный сеть (опять по-русски) магазина, что держит уважаемый мой двоюродный брат. Я не умею в нее проникнуть, Нарим не умеет, сам великий хакан – неизмерима его мудрость! – не умеет. Никто из наших людей не умеет!.. А этот малъщик сумел к тому же… – опять перешел на
Услан повременил. Все трое родственников, сидевшие за их столом, молчали. Тихо стукали кости нард на столе у охранников. Он продолжил:
– ЦРУ и ФБР малъщика-фулюгана не убивают. Даже если он много им навредил. И в тюрьму они его не сажают… Они его – к себе работать берут. Такой умный малъщик на них начинает работать. Компьютерный сеть их врагов ломает…
Услан выдержал еще одну паузу, затем сказал:
– Американцы еще глупее русских. Но они не дураки. Весь мир на их президентов молится – тех, которые на зеленых бумагах нарисованы…
Услан бросил взгляд на великого хакана, чтобы понять: он угадал? Правильно ли он говорит? То ли он сказал, что хотел бы услышать отец? Однако лицо великого хакана оставалось, как всегда, непроницаемым.
– Я предлагаю, – закончил свою речь третий тудун, – чтобы этот малъщик на нас работал. Если он сумел в ментовский локальный компьютерный сеть наши фамилии взять и записать – значит, он может в эти списки и фамилии наших врагов записать? Если он одному нашему большому магазину навредил – значит, может и другому магазину навредить? Тому магазину, что наши враги держат, он тоже может навредить?.. Он много пользы может нам, хозарам, принести, этот наш фулюган-малъщик!
Речь последнего тудуна более всего (судя по удовлетворенно полузакрытым глазам) полюбилась великому хакану. Однако великий хакан, по обыкновению, долго молчал. Затем начал говорить. Трое тудунов внимали каждому его слову.
– У всякого дела – много сторон, – молвил хакан. – И у всякого человека – тоже много сторон. Любой человек может много разного вреда принести. И много разной пользы. Хорошо, когда ты все грани человека видишь. И все их можешь использовать. Многообразно, – добавил хакан по-русски.
Помолчал. Продолжил:
– Ты прав, мой дорогой Услан… Сначала мы малъщика, его таланты, используем. Наши люди так хорошо не знают компьютер, как малъщик. Нет у нас человека, чтобы настолько хорошо знал компьютер. А Семье пригодится такой человек, как этот малъщик, – пусть даже он неверный. Жизнь не стоит на месте. И мы должны вместе с текущей жизнью изменяться…
Великий хакан обвел сыновей глазами. Продолжил:
– Мы сперва через малъщика будем нашим врагам вредить. И себе деньги зарабатывать. Надо только, чтобы малъщик – правильно вредил. Тем, кому нам надо, вредил. И – в правильных местах для нас деньги зарабатывал. Для этого надо сперва обласкать малъщика. Кормить-поить его. Денег ему пообещать. Женщину русскую ему дать. Но при этом – в клетке его держать. Взаперти. А он работать на нас будет… И надо найти среди хозар умного человека. Молодого. Грамотного. Пусть он из
Услан победительно заулыбался. Глянул, приосанясь, на брата и на кузена.
Однако великий хакан еще не закончил. Он сделал еле заметный жест.
– Но пройдет время. И потом, – продолжил он, – когда малъщик сделает все, что нам нужно, мы тогда у его Семьи денег за него возьмем. Как компенсация за то, что он навредил нам… Так что и ты тоже оказался прав, дорогой Нарим. – Хакан поклонился второму сыну.
Нарим самодовольно усмехнулся.
Однако и теперь еще не закончил великий хакан.
– А потом, – продолжил хакан, – когда мы деньги с его Семьи получим, мы малъщика – убьем.
Теперь Бандаров улыбнулся.
– Получается, что и ты прав, дорогой племянничек, – сказал ему великий хакан.
Хакан оглядел присутствующих и закончил:
– Вы все правы, дети мои. И с этим малъщиком надо поступить сначала так, как ты, дорогой Услан, говорил. Потом так, как ты, дорогой Нарим, предлагал. А затем так, как ты советовал, дорогой племянник… Все вы трое по отдельности каждый разную сторону одной большой пользы видели. А вместе вы собрались – смогли все стороны дела разглядеть.
Отец сделал паузу, осмотрел всех троих и продолжил:
– Значит, самая большая польза в жизни в том, что на свете есть мы. Есть – Семья. И все мы – вместе. И от этого наши силы не в четыре раза больше становятся, а в сорок раз по четыре больше!
– А еще с нами, хвала Аллаху, есть ты, великий хакан! – подхватил племянник Бандаров. – Ты один смог все стороны дела разглядеть. И всех нас надоумить!
Великий хакан коротким жестом пресек славословия – однако сыновья успели заметить, что тому оказалась приятна лесть племянника.
– Хвала Аллаху, – сказал великий хакан, – что мы – есть. Каждый из нас есть друг у друга. Мы можем учить друг друга. Помогать друг другу. И постоять друг за друга.
Хозарская музыка оказалась не лишенной очарования. В ней имелись и странная для европейского уха мелодика, и драйв, и восточный эротизм. Первые песен пять я прослушал даже с удовольствием.
Однако за три часа, что непрерывно звучали хозарские напевы, они меня, признаться, задолбали. После вчерашней почти бессонной ночи я пару раз даже задремывал на теплой земле. Спохватывался, просыпался, продолжал наблюдение.
Я лежал на косогоре, что возвышался сзади боксов хозарского автосервиса под гордым именем «Шумахер». Совсем не так давно именно сюда я являлся на разборку по поводу покалеченного Ленчиком «Брабуса». Теперь со своей наблюдательной позиции на земляной горе я мог прекрасно видеть все, что происходило в ремонтной зоне «Шумахера».
Автосервис занимал восемь боксов, по четыре с каждой стороны. Восемь обычных боксов гаражного кооператива. От стоянки машин прочих граждан хозарскую мастерскую отделяли железные ворота. В половине первого ночи железные ворота наконец-то затворили. Однако внутри сервиса жизнь продолжалась. Хозары, числом не менее десятка, под светом ярких ламп, под аккомпанемент своей музыки и гортанные перекликивания копались в чреве старой «копейки». При этом они без зазрения совести раздевали другую стоявшую во дворе «копейку». Перетаскивали с нее на соседку детали мотора и подвески. Я готов был поклясться, что раздеваемая машина числится в угоне.