Данайский дар
Шрифт:
"...Письма... Письма... Письма... Хорошо, так спокойнее."
– Да, мне очень жаль его. Джошуа Гало мог стать блестящим ученым, - это было сказано тихим-тихим голосом, почти шепотом, трудно было поверить, что несколько минут назад этот голос гремел в огромной аудитории.
– Скажите откровенно, профессор, идея Гало осуществима?
"...Да... Я это понял позже... Гораздо позже него... Да, да, да".
– Да...
"...Что я наделал?.."
– Только чисто теоретически, - спохватился профессор.
– Я еще нужен
– Благодарю, профессор. Если у меня возникнут вопросы, я обязательно обращусь к вам, - совсем по-студенчески ответил Дени и с облегчением выключил "Откровение".
На лестнице Дени оглянулся: профессор, маленький и совсем незаметный, сгорбившись на диванчике, торопливо глотал таблетки из синего флакончика...
Молочно-сизый туман обволок клейкой сыростью крыши домов, скрыл улицу, лежащую где-то внизу. Верховой ветер отрывал белесые клочья и уносил их вверх. Ивонна зябко поежилась и отошла от окна.
Одиночество ее не тяготило. Она избегала общества, друзей - ведь нужно что-то говорить, улыбаться, а для нее это сейчас тяжело. Одиночество не обременительно, если знаешь, что это ненадолго... Но надо еще раз встретиться с этим следователем, одержимым стремлением к истине.
Звонок. Сначала появилась большая корзина, ее держал Аллен Дени, а из-за его плеча выглядывал растерянный рассыльный из универсального магазина Карли. Ивонна невольно улыбнулась.
– Я совсем забыла о своем заказе. Несите сюда. Раз уж вы взялись, помогайте до конца.
Дени стал послушно опорожнять корзину. Ивонна едва сдерживала усмешку, видя, как он косится на растущую батарею бутылок.
– Вы любите коктейли? "Устрицу в пустыне" или "Неотразимый"?
– Я предпочел бы кое о чем спросить вас.
– Одно другому не помешает.
– Когда вы в последний раз видели Джошуа?
Имя было произнесено. Ивонна не шелохнулась. Дени невозмутимо тянул коктейль - он ждал.
– Точно не помню, около месяца назад...
"...Интересно, что ему даст эта игра в прятки? Меня никто не видел. Я примчалась к нему ночью. Нет, Джо, ты прочел мои мысли, но ты не знал меня! Да я и сама не знала, что способна на такое".
Трудно, получив два ответа - словесный и мысленный, - не перепутать их и не подать виду, что знаешь не только то, что было произнесено.
– Сколько времени вы знакомы с Гало?
– С детства. Наши семьи были дружны.
"Джо был бы идеальным мужем - не от мира сего, да и не беден. Увлечения наукой у него хватало на двоих, я всегда затыкала уши, когда он заводил речь о своей работе".
– Рассказывал ли он вам о своей работе?
– Да. Но это было так непонятно. Я не хотела понимать. "И в дневнике я многого не поняла. Часто думала, как смешны его наивные мечты о полном взаимопонимании. Мир держится на больших и маленьких тайнах, без них невозможна жизнь, и с чего Джо взбрело в голову, что это плохо?"
– Вы получили посылку от Гало?
"Откуда он знает? Ну, конечно, полиция все знает!"
– Да,
– Следствию необходимо с ней ознакомиться.
"Самое страшное я уничтожила - сразу же, как только прочла".
– Там его дневник. Я отдам вам!
– Пожалуйста, Ивонна, достаньте его сейчас.
"Он узнал обо мне все, обо всех любовниках и портнихах, о деньгах, тряпках, недомоганиях, о том, что я думаю о себе и о нем, о Серже и его родителях. И это еще не самое страшное - мало ли семей, где отнюдь нет пылкой любви: он прочел и то, в чем сама не всегда отдаешь себе отчет, чему стыдишься дать название даже мысленно. Убить - только об этом думала я по дороге".
– Вот он, дневник.
Дени взял тетрадь в полиэтиленовом переплете, еле сдержал желание тут же полистать ее.
Ивонна подошла к роялю. Секунду помедлила.
"...Что я тогда играла? Кажется, это..."
Странные, неистовые звуки заполнили комнату. Мелодия взлетала, билась о стены, падала и вновь взлетала. Она оглушала, притупляла волю...
"...И ночь была какая-то непонятная. Черная и прозрачная. Тишина такая, что в ней вязли все звуки. Наверное, поэтому его голос так раздражал. И голос, и то, что он говорил... Что-то жалкое и героическое:
– Теперь ты знаешь, что такое откровение! Это слишком страшно... Вот тогда я поняла, что он уже дошел до точки. Его надо лишь толкнуть... "Толкни падающего!"
Я усмехнулась:
– Нет, ты еще не знаешь откровения. И это совсем не страшно.
Небрежно, словно носовой платок, достаю из сумочки револьвер. Джо вроде не испугался, словно ждал этого.
– Мы оба запутались в своих отношениях к миру, друг к другу. Видишь, какое оно, откровение? Безжалостное. Если скучная комедия затянулась, зритель уходит, не дожидаясь конца.
И все-таки ты не ожидал, ты испугался. Но нет, это еще не финал! Он должен прозвучать эффектнее..."
...Музыка властно врывалась в уши Дени, нагнетая тревогу, ожидание чего-то ужасного. Ивонна играла исступленно, и мозг ее, повинуясь бешеной музыкальной теме, отбросил все постороннее, сосредоточившись на одном воспоминании о ярости...
"Ты считаешь, что мы друг друга нашли? Нет, я уверена, потеряли. Потеряли давно, едва став близкими. Кто в этом виноват? Оба...
Слова, слова... мир - театр, в котором люди-артисты произносят отрепетированный текст. Я хочу импровизации.
Выстрел. Я роняю пистолет и скрючиваюсь на лавке. Ну, где же вторая тема?
Выстрел...
...Что я играю? Финал здесь совсем не такой, а у меня что-то другое постыдный ужас, плачевное бегство..."
– Что это было?
Дени казалось, что он спросил тихо, почти шепотом, но в наступившей тишине вопрос прозвучал неестественно громко.
Ивонна очнулась.
– Скрябин. "Поэма экстаза".
Разноголосый шум улицы, как сквозь вату, просочился в уши Дени, став привычным звуковым фоном. Дени с трудом раскрыл веки - утренний свет бритвой полоснул глаза.