Дангу
Шрифт:
Три года тому назад он попал в плен к узбекам на Каспийском море. После этого намыкался вдосталь, переходя от хозяина к хозяину, и натерпелся в неволе голода, побоев и унижений. Научился хорошо говорить по-уйгурски и по-татарски. В конце концов судьба забросила Семенова в Яркенд и, откупившись солидной суммой от очередного хозяина, с помощью одного дружка-уйгура, он, будучи ловким и энергичным человеком, организовал небольшое торговое дело. Вначале отправлял свой товар со знакомыми купцами в Китай, а вот теперь решил сам отвезти его в Индию, на которую давно хотел посмотреть.
Сидя в седле, он предавался приятным мечтам о будущей выгодной торговле на одном из лахор-ских базаров. В прошлом году его приятели-уйгуры Салим и Тенгиз очень хорошо продали шерсть
Время от времени Григорий похлопывал лошадь по шее и резко дергал поводья, когда животное замедляло ход. Ему не терпелось поскорее попасть в страну, о диковинах и чудесах которой он слышал много рассказов от знакомых купцов. Семенов часто посещал в Яркенде небольшую индийскую колонию и там довольно быстро научился говорить на языке урду.
Погода прекрасная, сегодня вечером они будут на военном посту в Балтале. Да и судя по всему, опасности теперь позади. Лошади каравана бодро зацокали по плиткам аспидного сланца, в такт кивая головами и позванивая сбруей. Это была высшая точка перевала. Внизу, освещенные лучами вечернего солнца, показались зеленые горы благословенной Кашмирской долины.
— Вах-вах! Аллах велик! Хвала Аллаху! — нестройным хором закричали купцы, подгоняя нагайками лошадей. Теперь можно и побыстрее. Тяжелый подъем закончился. Впереди спуск и чайхана в Балтале. Все заслужили отдых. А может, удастся еще сегодня дойти до Сонамарга.
Внезапно из-за небольшой скальной башни красного гранита, метрах в двухстах левее тропы, поднялся дымок и раздался выстрел. Проводник-бхот, ехавший с ружьем наизготовку впереди каравана, начал медленно сползать на бок лошади, а потом опрокинулся головой вниз. Лошадь заржала, встала на дыбы и помчалась вперед, волоча всадника по земле.
Сзади раздался еще один выстрел, и бхот, замыкавший колонну, упал с коня на тропу, обливаясь кровью.
Караван остановился, лошади заржали, сбились в кучу, закричали люди. Купцы стали лихорадочно спешиваться, хвататься за ружья, торопливо готовя их к бою. Бхоты почти моментально взяли наизготовку луки, чтобы встретить неожиданно напавшего врага.
В эту секунду из-за скал на караван с дикими криками и свистом ринулись всадники. Они размахивали саблями, подхлестывая лошадей и стремительно сближаясь с караваном. У несчастных купцов и бхотов уже не было времени, чтобы должным образом встретить нападавших на них даку — разбойников. Это была банда знаменитого в этих краях Бадмаша.
Прогремел еще один выстрел, и Григорий, возившийся с ружьем, почувствовал, как что-то обожгло ему левую ногу. «Задели, ироды», — промелькнуло в голове. Лошадь остановилась. Видимо, пуля зацепила и ее. Григорий бросил поводья, встал на правое стремя и махом попытался спрыгнуть. Коснувшись земли, он почувствовал, что левая нога его не держит. Повалился, охнув. Ногу схватило раскаленными клещами.
Именно эти три выстрела и услышал Дангу, который находился на расстоянии около километра от места происшествия.
Даку с устрашающим улюлюканьем уже врубились в то, что несколько минут тому назад было караваном и в чинном порядке шествовало по тропе. В бешено топчущейся толпе людей и животных все звуки слились в какую-то дикую какофонию: ржание лошадей, цоканье копыт о камни, хриплые выкрики всадников, удары сабель, звон металла. Однако больше не прозвучало ни единого выстрела. Бадмаш не любил слишком много шума. Нападавшим понадобилось не много времени, чтобы разделаться с людьми каравана холодным оружием: у даку было тройное превосходство в людях. Оставшиеся шесть бхотов были моментально зарублены. Их судьбу разделили трое купцов, одетых похуже. Двоих в богатых одеждах, а это были Салим и Тенгиз, по приказу Бадмаша оставили в живых, только привязали к лошадям, — пусть послужат прикрытием банды при проезде через Кашмир.
Григорий, крича от ярости и бессилия, попытался привстать на здоровую ногу и вынуть саблю из ножен, но вдруг почувствовал страшный удар сзади. В глазах потемнело, и он рухнул без сознания.
Быстрота
Разделавшись с людьми, разбойники переключили свое внимание на лошадей. Согнав в кучу навьюченных животных, они быстро переловили разбежавшихся ездовых лошадей, привязали к ним тюки с награбленным добром и таким образом составили новый караван. Под свист нагаек и крики он двинулся вниз в Кашмир. Перевал опустел.
Вездесущие грифы — бу уже чертили свои круги в небе над перевалом, а черные вороны, хлопая крыльями, появились из-за близлежащих скал, стараясь не упустить своего куска на предстоящей трапезе.
Тот километр, что отделял Дангу от перевала, юноша преодолевал более часа; обычно на подобный путь у него уходило пять-десять минут. Хотя ему не терпелось узнать, что происходит, тем более что в небе уже кружили бу, вестники чьей-то смерти, осторожность требовала подавить любопытство. Дангу решил применить охотничью хитрость. Он не стал выходить на сам перевал, а, прячась за камнями, осторожно пробрался к скальной башне красного гранита, господствовавшей над местностью, чтобы осмотреться. Внезапно Дангу почувствовал сильный запах ми. Припав к земле, он осторожно пополз между камнями, извиваясь как змея, все время держа нос по ветру. Все было тихо и спокойно. Ни звука, ни движения. Никого! Но вскоре он наткнулся на четкие следы ми. А вот следы стха — лошади, которая здесь стояла. Этих животных он часто видел и раньше при встречах с ми. А вот тут лежал в камнях ми и что-то делал. Вот кусочек горелой кожи, вот какой-то черный порошок просыпан, вот странная палочка. Здесь к запаху ми примешивался еще какой-то, резкий и неприятный. Дангу поморщился. Все было непонятно, но, кажется, неопасно.
Откуда ему было знать, что здесь лежал в засаде один из даку, сразивший первым выстрелом проводника-бхота. От него остались шомпол, пыж и просыпанный порох. Изучив эти загадочные предметы и попробовав их на вкус и запах, Дангу подполз к проему в скальном гребне, чтобы под его защитой внимательно обследовать сам перевал.
Глазам изумленного юноши предстала страшная картина. Вьючная тропа, проходившая по перевалу, была усеяна лежащими ми. Они были красными от крови и совершенно голыми. Валялось также несколько стха — лошадей. И много каких-то разных непонятных вещей. Кругом царила полная тишина. Никто не шевелился. Дангу замер, наблюдая. Прошло минут десять или пятнадцать. По-прежнему ни малейшего движения. Наконец Дангу решил спуститься на тропу. Опасность пока не грозила, в этом он убедился. Любопытство все больше и больше овладевало им. Он еще раз осмотрелся, поводил носом, вдыхая порывы слабого вечернего ветерка, прислушался и стал осторожно продвигаться вниз.
Ну конечно, как он и предположил, все ми и стха были мертвы. У двух ми были отрублены головы, остальные с многочисленными ранами на теле и голове лежали в лужах крови. Одна стха с разрубленной шеей лежала уткнувшись в кучу камней.
К трупам и крови Дангу отнесся спокойно. Он, как всякое дикое существо, давно привык к подобным картинам. Его только неприятно поразила бессмысленная жестокость ми.
Опасности по-прежнему не было, и юноша переключил свое внимание на предметы, валявшиеся вокруг и вызывавшие у него жгучий интерес. Первое, на что он наткнулся, был небольшой ящичек, обтянутый кожей. Подняв, Дангу стал вертеть его в руках и пробовать на зуб. Потом бросил, так как увидел кусок ярко-желтой материи. Наклонился и ощупал. И тут наступил на джемдер — кинжал. Это был великолепный образчик китайского оружейного искусства с длинным лезвием дамасской стали и наборной ручкой из агата и халцедона, на конце которой сиял зеленоватым загадочным светом нефритовый шарик в серебряной оправе в виде листиков. Дангу присел и поднял кинжал с земли, не отрывая сияющих от восторга глаз от этого чуда. Оружие не шло ни в какое сравнение с его простым нефритовым ножом.