Дангу
Шрифт:
— Встань, да не бойся! — перешла она на урду. — Это мать моего дорогого Никитки, ну Дангу. Воспитала она его в племени диких людей. Никитка-то нашенский, русский, из князей. Смотри, я прикасаюсь к ней, — она положила руку на плечо Лхобы, а та радостно заурчала, осклабилась и начала гладить руку Дарьи.
Надир отнял руки от головы и, опасливо поглядывая на Лхобу, нерешительно встал, придерживаясь за ишака.
— Хвала Аллаху, ему одному! Да защитит он меня, да отведет все беды и напасти! — бормотал он дрожащими губами. — Это не ракшаси, нет, нет! — продолжал он, разговаривая
— Да нет же, не ракшаси! — улыбнулась Дарья. Она прижалась к Лхобе, обняв ее за талию одной рукой. — Мы любим нашего Никитку, Дангу!
Услышав дорогое ей имя, Лхоба опять радостно заурчала:
— Данг-чи-канг! Данг-чи-канг! — и осторожно положила свою огромную ручищу на плечи Дарьи.
Удивительно было видеть стоящих рядом в обнимку двух таких разных женщин — устрашающего вида громадное человекообразное существо, заросшее бурой шерстью, и беловолосую красивую девушку в белом длинном халате.
Внезапно Лхоба испуганно встрепенулась, закрутила головой, ловя трепещущими ноздрями легкие порывы ветерка.
— Ми! — сказал она.
Потом мягко сняла со своего плеча руку Дарьи, сделала прыжок в сторону, приложила палец к губам и снова стала внюхиваться и прислушиваться.
— Ми! — снова сказала она тревожно и вытянула руку в сторону Равнин. Потом вдруг несколько раз обежала вокруг оторопевших Дарьи и Надира, не зная, что предпринять.
Бросить просто так новых знакомых и удрать она уже не могла, но и страх перед другими незнакомыми ми снова начал овладевать ею.
Дарья стояла в растерянности, соображая, что же делать дальше. Она знала значение слова ми, и ей был понятен испуг этой женщины, с которой она так необычно познакомилась и которая, видимо, намеревалась покинуть их. Но что делать? Что делать?..
Вдруг ее словно осенило. Она шагнула к Лхобе, схватила ее за руку и заговорила, помогая жестами другой руки и телодвижениями:
— Перевал Чуп-са! Чуп-са! — Она показала на дорогу, уходящую в горы, потом ткнула пальцем в себя, Надира и ишака и зашагала на месте, глядя на Лхобу. О великий немой — язык жестов, не знающий преград! Понятный ребенку и старику, человеку первобытному и современному.
Лхоба кивнула — понятно. Потом Дарья показала на Лхобу, на окружающий лес, махнула в сторону гор, зашагала снова на месте и сказала:
— Лхоба Чуп-са! Чуп-са!
Лхоба кивнула и осклабилась — все было ясно.
Потом Дарья продолжала:
— Чуп-са! Лхоба, Дарья, Надир! — Она показала на землю и присела на корточки, потянув за собой Лхобу и положив руку на ее плечи.
Та снова кивнула — и это было понятно.
— Чуп-са! Лхоба, Дарья, Надир! — повторила она радостно, затем вскочила, еще раз прислушалась. Оттуда, с Великих Равнин, куда уходила падишахская дорога, она явственно улавливала приближающиеся человеческие голоса, звон сбруи и ржание лошадей. И еще она уловила какой-то сигнал, пока непонятный и далекий.
Лхоба опять бросила взгляд на Дарью и Надира. Эти ми совершенно не страшные. У ее Дангчи-канга хорошая уми. А старик совсем не опасен. Теперь она твердо
Она повернулась к лесу и, сделав несколько прыжков, скрылась в густой зеленой чаще дубового подлеска.
— Надир! Милый! Приди в себя! — обратилась к нему Дарья. — Все ведь хорошо. Лхоба совсем не страшная, она добрая, да? А сейчас двинемся дальше. Там кто-то за нами едет. Будем играть наши роли как и прежде, — добавила она с тревогой, накидывая на лицо чадру.
Надир кивнул:
— Ладно, ладно, рани! Да будет Аллах доволен нами!
Он вздохнул, подправил мешки на спине ишака, потом сел на него, и они прежним порядком двинулись по падишахской дороге в сторону перевала Пир-Панджал. Потом Надир вдруг настороженно остановился. Их догоняли.
— Рани! Нам надо спрятаться. И быстрее!
Но было уже поздно. Из-за поворота дороги выскочил всадник, остановился и, обернувшись, громко крикнул: «Вот они!»
Радостные возгласы были ему ответом, и с бешеным топотом копыт множество всадников, звеня оружием, вылетели на поляну…
Здесь в рукописи еще одна выдержка из «Записок» Поля Жамбрэ.
«Ваша светлость!
Я хотел бы более подробно рассказать Вам о том, что произошло со мной после того, как это чудовище Бадмаш со своими подельниками неожиданно покинул крепость Сирдан и направился в Кашмир. Я, конечно, был все время около него. Мои худшие опасения оправдались. Он действительно гнался за Надиром и русской девушкой. Разбойники в разговорах все время упоминали имена Дарьи, Дангу и Надира. Meus Deus! Провидение было здесь против нас. Вы не можете себе представить, Ваша светлость, как я переживал и нервничал! Только бы он их не настиг, — думал я. Ах! Как я надеялся, что они уйдут! Но нет! Это случилось через два дня.
Я не буду вам описывать эти два дня. Это была безумная скачка по падишахской дороге, потом короткий отдых в каком-то караван-сарае и снова целый день скачки. Конечно, новые впечатления, пейзажи, горы, но о главном.
После селения Бхимбар дорога стала узкой и все время шла вдоль бурной реки. Мурад, один из помощников месье, был все время впереди. В одном месте, где дорога делала петлю и отходила от реки, Мурад вдруг исчез за поворотом, и через мгновение мы услышали его торжествующий крик:» Вот они!»
Это был конец! У меня все внутри оборвалось! Месье Бадмаш страшно захохотал:
— Жамбрэ-хан, ачча! Валла-билла!
Он сверкнул глазами и махнул мне рукой, приглашая пришпорить лошадь. Разбойники радостно закричали, и мы выехали на небольшую поляну, окруженную большими развесистыми дубами. О святой Августин! На дороге под одним из дубов стояли Надир и русская девушка. Спешившись, всадники плотным кольцом окружили несчастных беглецов. Храпели лошади, звенело оружие. Месье подъехал к ним, спрыгнул с лошади, бросив поводья Али.