Даниелла
Шрифт:
Я дал ему знак отворить дверь. Любопытство превозмогло во мне над опасением. Тарталья испытывал противоположное побуждение; он весьма энергично дал мне знак хранить молчание и наклонился поднять письмо, которое кто-то просунул под дверь.
Я схватил это послание и поспешно распечатал его, В нем содержалось следующее, на французском языке: «Князь Мондрагоне просит вас сделать ему честь отобедать и провести вечер у него. Будет музыка». Письмо было адресовано таким образом: «Милостивому государю Жану Вальрегу, живописцу, в его мастерской в Мондрагоне». Розовая атласная раздушенная бумажка была с вырезными краями, с красивым бордюром и украшена на уголке
В совершенном остолбенении рассматривал я эту странную записку, между тем как Тарталья держал себя за бока, чтобы не расхохотаться: так это казалось ему забавно, и так приятна была мысль об обеде! Но когда я хотел отворить дверь подателю этого вежливого приглашения, Тарталья, возвратившись к своему страху, стал мне поперек дороги.
— Нет, нет! — сказал он тихонько. — Это, может быть, ловушка; не попадитесь в нее, мосью. Это мне напоминает ужин командора в «Дон-Жуане»!
Стукнули в третий раз, значит, просят ответа. Я оттолкнул Тарталью, громко упрекнув его за излишнюю подозрительность, и впустил грума, очень хорошо одетого и со смышленой наружностью.
— Кто это князь Мондрагоне? — спросил я, заглядывая, нет ли еще кого-нибудь за ним.
— Это мой господин, — отвечал мальчик без запинки, удерживая веселое, а быть может, насмешливое настроение под почтительным видом хорошо дрессированного лакея.
— Славный ответ! — вскричал Тарталья. — Много мы из него узнаем! Мне известно все итальянское дворянство и, клянусь вам, мосью, никогда не слыхал я о князе Мондрагоне!
— Что же прикажете ответить князю? — спросил грум, нимало не смутившись.
Я счел должным показать такое же хладнокровие и принять эту фантасмагорию за самое обыкновенное дело.
— Скажите вашему господину, что я очень охотно воспользовался бы его приглашением, если б у меня был фрак; но…
— О, это ничего, сударь! Дам не будет, К тому же известно, что вы путешествуете.
— Он думает, что мы путешествуем, — сказал Тарталья жалобным голосом. — А меня-то приглашают? Я не останусь один.
— Я со своей стороны приглашаю вас, — отвечал грум. — В официантской также будет обед и вечер.
— Но… — возразил Тарталья, передразнивая мой ответ, — у меня нет Ливреи.
— Ничего, вы тоже путешествуете.
— Да, бишь, путешествую! Я и забыл.
— А в котором часу обед? — спросил я.
— Сейчас, сударь, только вас и ожидают.
— А, так за мной стало дело? Очень хорошо. А где живет князь?
— Под большой террасой, сударь.
— Знаю; но как дойти туда?
— Если вам будет угодно следовать за мной… — сказал мальчик, поднимая маленький глухой фонарь, который был поставлен им у порога капеллы.
— А, мосью, — вскричал Тарталья, к которому возвратилась его обычная веселость: — следовало бы немножко почистить ваше пальто, да немножко завить вам волосы!.. Да ведь кто ж мог ожидать этого?
Мы пошли за грумом, который повел нас прямо в pianto, сошел с лестницы, проник в один из погребов, которые я прежде осматривал, пробрался через кучу обломков, вежливо светя нам фонарем и предупреждая нас о каждом препятствии на пути, который, по-видимому, был в точности ему известен. Наконец, он скользнул в узенький проход и остановился перед маленькой нишей, где и я прежде останавливался в моих поисках. Тут он подавил пальцем какой-то гвоздик, и тем привел в движение колокольчик, а сам стал в нишу и, сняв учтиво шляпу, сказал нам:
— Извините, что я войду вперед; я должен доложить о вас. — Затем он медленно повернулся и исчез.
Это
Это был зал со сводом, который разделялся на три части двумя рядами толстых пилястров. Он походит на какую-нибудь подземную церковь, с тремя нефами, и очень велик. Одна сторона немного как бы пошатнулась, но, кажется, подперта хорошо: это та самая сторона, которая примыкает к «пианто» и, вероятно, к обвалившейся части галереи, которую открыли мы с Тартальей; потому что вода, которую мы там видели, проникает сюда и образует в этой части кухни прекрасный резервуар в уровень с помостом. Вода бежит по помосту, крутится между обломками развалин и исчезает в тёмной расщелине с таинственным шумом. В другом боковом нефе топились в эту минуту две из четырех громадных печи, дым которых проникал на террасу «казино». Приятный запах, которым наслаждался Тарталья, объяснялся здесь достаточными причинами. Кроме поваренка, принявшего меня при входе, большой повар с черной бородой, величавый, будто сам владыка преисподней, двигался медленно вокруг печей и надзирал за дюжиной кастрюль, выглядевших очень приятно.
Не было ни двери, ни окна, ничего, что могло бы изобличить существование этой огромной кухни, которая достаточно нагревалась и снабжалась воздухом посредством своих больших печей, Все прежние выходы были заложены деревянными брусьями, толщина которых равнялась глубине амбразур; только в центре большой, средней части зала находилась широкая лестница, которая вела вниз в перистиль, замыкавшийся аркадой с низким сводом. Этот перистиль устлан соломой, и четыре добрые лошади были привязаны там, точно в конюшне; но всего любопытнее в этой резиденции был конец центральной части, служивший помещением самому господину и устроенный следующим образом:.
В полуротонде, несколько более возвышенной над почвой, чем остальная часть здания, стояла большая мраморная чаша, вероятно, соответствующая наружному фонтану, находящемуся у подножия контрфорсов террасы. Из этой чаши с перерывами била в тростниковую трубочку струйка воды. Горшков двадцать с цветами окружали этот фонтан, То были довольно обыкновенные парниковые цветы и несколько маленьких апельсиновых деревьев; но слабый запах этих растений подавлялся испарениями растопленного жира и рыбы, варившейся на вине, — испарениями, так приятно щекотавшими обоняние Тартальи и обильно наполнявшими атмосферу, в которую мы были введены.