Даниил Галицкий. Первый русский король
Шрифт:
Хан Котян прислал богатые дары, многое обещал, видно, чуял огромную опасность для своих родов, а у князей настроение было вроде Юрия Владимирского: шапками закидаем! И то, силища собиралась огромная, если неведомых татей всего-то две тьмы, то русских уже набиралось поболе семи, да еще подойдут. Семерым супротив одного-то, голыми руками взять… Поход представлялся прогулкой по половецким степям, втайне русские князья именно на это и рассчитывали, чтобы окончательно подчинить себе беспокойных степняков.
Собирались долго, но еще дольше шли споры,
На Страстной неделе первыми, словно не выдержав ожидания, отправились Мстислав Удатный с зятем Даниилом Романовичем. Удатный никогда не умел долго собираться, ждать или думать.
Мстислав Киевский отпраздновал Пасху и вышел только на следующий день, 24 апреля, с достоинством, провожаемый напутствиями и радостными криками киян.
Большая сила выходила из Киева, да только недружная, шли быстро, словно один князь другого обогнать спешил, а ведь там земли половецкие, степняки коварны, вдруг это просто придумка такая – выманить в степь поодиночке, а там и побить? Эта мысль все чаще посещала горячие княжеские головы. С чего бы Котяну двух туменов бояться? И не таких бил… А тут едва не трясется от ужаса. Поверили, только когда заметили на другой стороне конные разъезды врага. И все равно пока не видно ничего страшного.
Долго двигались правым берегом, держа на виду большой отряд татар, шедший по левому берегу. Так продолжалось до самого Заруба, где назначен общий сбор.
На правом берегу Днепра, напротив устья Трубежа Заруб, охраняющий Зарубский брод. Несколько дней полки стояли, поджидая отставших и тех, кто шел морем и по Днепру поднялся.
Сюда и пришли первые послы монголов.
На послов стоило посмотреть. Лица широкие, плоские, глаза узкие, словно все время прищурены, одеты в расписные яркие халаты, оружием обвешаны…
Всем своим видом послы демонстрировали совершенно противоположные чувства. С одной стороны, они выглядели важными, надменными, даром что малы ростом, глядели свысока. С другой – глазами зыркали в стороны, что твои разведчики, и слова произносили вроде мирные, уговаривали…
Толмач переводил:
– Мы с Русью войны не хотим, вашей земли тоже. А воюем с половцами, которые всегда были вам врагами. Если они к вам прибежали, то их побейте, а добро себе возьмите. Мы поддержим.
Князь Мстислав Киевский по праву старшего возрастом хмыкнул:
– Да ведь половцы наши друзья! Вы того не ведали?
– Какие друзья? – хитро прищурил и без того узкие глаза посол. – Сколько лет воевали,
– Это наши предки с предками половцев воевали, а ныне мы сродственники. А вы, тати, в свои степи не вернетесь, потому как все в нашей земле сгинете! Взять их!
Дружинники уже скрутили изумленным послам руки (невиданное дело послов обижать!), когда их старший вдруг сказал по-русски, хотя и коверкая:
– Злой конь обуздывается уздой, а быстрый гнев удерживается умом. Остановись, коназ!
– Ах ты ж! – рассвирепел Мстислав. – Он еще и по-русски знает! Лазутчик, а не посол. Казнить!
Послов убили, хотя и на Руси так тоже не поступали. Теперь война с незнаемым народом неизбежна, но это не пугало русских князей. Настроение было не просто боевое, а даже веселое.
Молодой князь Даниил Романович то и дело с восторгом оглядывался. Как любой житель Руси, привыкший больше к лесу, он не слишком любил степь, но только потому что из нее грозила беда. Теперь князь увидел степь другой. Здесь гуляли шальные ветры, глазу было вольно, куда ни посмотри, и простор манил к себе настолько, что становилось тесно в груди, хотелось кричать, широко раскинув руки. И уж совсем не думалось об опасности, скорее поход казался легкой прогулкой.
Через несколько дней отправились дальше, конники двигались берегом, пехота плыла ладьями, так до самых порогов. Оттуда до Хортицы (Варяжского острова) уже без ладей, не тащить же их на себе. Посередь Днепра огромный остров, слава о котором не меркнет в веках, – Хортица. Издревле это остров вольницы, всякий раб, сюда попавший, мог считать себя свободным. Хортица была последней остановкой перед трудным путем купеческих (и не только) ладей к Русскому морю. Впереди грозные пороги, неизвестность, но и удача тоже.
Неладно в русском войске, так и держались одни полки перед другими похваляясь, следили не столько за вражинами на левом берегу, а больше друг за дружкой. Все ждали, как бы кто не опередил. Самый старший из князей Мстислав Киевский, да только где ему горячие головы других князей охлаждать да всех под своей рукой держать? Его самого вон старым добрым князюшкой зовут. Мстиславу передать бы командование, он и не против, только кому? Оба других Мстислава одинаково горячи, поднимешь одного, второй того и гляди войной пойдет вместо вражины на своих. Так и ползли все 90 верст до Протолчьего брода вроде и рядом, а врозь.
Уже у самого брода снова пришли послы, держались твердо и не пугливо, хотя о первых казненных знали. Укорили их гибелью, напомнили, что это везде карается, объявили войну. Князья даже обрадовались, война так война!
Стояла совсем летняя погода, несмотря на то что только май. Днем жарко, травы быстро поднялись в рост, встали коням по колено. Дружинники, не ожидая ниоткуда нападения, все же на правом берегу только свои, разболокались, оружие и доспехи везли сначала на ладьях, потом на конях, лениво отдыхали в ожидании рати. Костры и те горели словно вполсилы.