Dantalion
Шрифт:
— Любовь — ненависть. Я ведь уже говорил тебе, Тоши. Это полярность чувств. То же самое, что радость — печаль, удовольствие — неудовольствие. Одно сменяется другим, что абсолютно естественно.
Тоши грустно усмехнулась, покачав головой, увернувшись от тёплой ладони так же, как Соуске увернулся от ответа.
— Даже если так. Почему вы тогда не убили меня после поглощения Таурой? Вы запросто могли это сделать. И тогда Таура исчезла бы.
— Это чем-то напоминает владение редким экзотическим животным. Например, ядовитой змеей. Ты понимаешь, что она может выползти и убить тебя, что заставляет находиться в постоянно стрессе, но в то же время ты испытываешь гордость, что способен владеть такой
От жестоких слов Владыки сердце сжалось в тугой комок, но Орикава не подала виду, сжав пересохшие губы, и не отрывала взгляда от холодных карих глаз, словно если сделает это, оно будет стоить ей жизни. И собравшись с силой, она заставила себя произнести слова, что ждал от неё Айзен:
— Таура полагала, что Данталион копирует личность убитого. И вкладывала в «личность» такие компоненты, как внешность и память. Без воспоминаний — нет опыта, влияющего на наше «я». Но что если память «перемкнёт», как произошло со мной, когда я пыталась пробудить занпакто? Данталиона «заклинило», и мою личность раздробило, вернув к отправной точке. Значит, не только память… Данталион именно поэтому похищает часть души, списывая кармическую информацию о душе.
— Значит, именно душа? А точнее её воля?
Тоши деловито кивнула.
— Мой черёд. Убьете меня теперь? Без Тауры ведь во мне больше нет смысла. Изначально для вас я была броней, что покрывала тело вашей «экзотической змейки», вы даже никогда не считали меня живой.
Что больше всего удивляло, и скорее даже забавляло Владыку, так это то, как Тоши со спокойной уверенностью произносила неприятную правду, что, по идее, должна резать сердце похуже любого кинжала.
— Ошибаешься. Я считал тебя самым взлелеянным и забавным объектом наблюдений. Все твоя жизнь после поглощения Данталиона стала необъятной сценой.
— И вы решили стать её сценаристом, — не без усмешки закончила Орикава.
«Даже каждой минуты моей жизни…»
— А знаете, я всё равно на вас не злюсь, даже зная это. Как вы говорили, у меня слишком большое и доброе сердце. Хотя возможно, я просто предпочитаю не тратить своё время на ненависть.
— Ты и вправду очень любопытный объект исследования. — Айзен обошёл Тоши, едва проведя по белокурым локонам, наблюдая, как медленно, несмотря на уверенный голос, синигами тянет руку к гарде занпакто. Она всё равно испытывает перед ним инстинктивный страх. — В любое другое время я бы вскрыл твою грудную клетку, чтобы проверить действительно ли твоё сердце так велико, как и милосердно.
Айзен накрыл ладонь Тоши своей. Но вопреки ожиданиям Орикавы не остановил её действий, а наоборот извлек Дантилиона из ножен.
— Таура так и не продемонстрировала мне в полном объёме, на что она способна. Но если мне не изменяет память, — Соуске провёл ладонью по острию занпакто, но так, что тот не ранил его, — необходимо выпустить кровь противника.
Тоши казалось, что не только язык присох к небу, но и ноги не слушались, не позволяя переместиться в сюнпо хоть на несколько шагов. Стоя в опасной близости от Владыки, она лишь чувствовала, как бешено колотится сердце.
— Может, если ты продемонстрируешь, насколько хорошо владеешь этим занпакто, я пощажу тебя.
Гранатовые капли стекали с порезанной руки по серебряному лезвию Тоши, что, едва разлепив сухие губы, прошептала высвобождение Шикая:
— Прочти его, Данталион.
Занпакто вновь принял форму танто с цепью, но на его лезвии всё ещё хранилась кровь Владыки, он голосом змея-искусителя продолжал нашептывать:
— Чего же ты ждешь? Я жду увлекательного зрелища.
— Банкай Тауры был не основной силой Данталиона. — Переборов себя, Тоши сделала несколько шагов назад,
Айзен смотрел будто сквозь Тоши, похолодевшим и отстранённым взглядом. Время будто остановилось вокруг него. Он не хотел фокусироваться на лице, стоило увидеть желтые глаза, огненно-рыжие волосы. Соуске старался сосредоточиться на чём-то ином — и этим стала кровь. Кровь, что сочилась из проткнутого лёгкого. Кровь, что струилась по оголённым бёдрам. Прозрачные слезы, что струились вперемешку с кровью по щекам, и подрагивающие губы, выкрикивающие проклятья, пропитанные едким ядом.
— Почему она снова здесь? Ты ведь мертва, Таура, — скандировал про себя Соуске, приближаясь к окровавленной фигуре в разодранной форме синигами. — Я убил тебя собственным руками. Задушил словно назойливую змею.
Не может она быть слабостью, что нащупал Данталион. Он убил её, и убил снова.
Рука сама потянулась к хрупкой шее, на которой выступали вены, и, невесомо сжав пальцами, он дотронулся до испачканной кровью кожи, поднимаясь к щеке и губам.
— Я бы могла прочитать всё ваше прошлое, и узнать даже то, о чём вы сами о себе не подозревали.
Тоши внимательно наблюдала за каждым действием Айзена и еле сдержала порыв отпрянуть, когда он провел рукой от шеи к щеке. Но сильнее её сердце замерло, когда он прошептал слова ей на ухо.
— Однажды Таура попыталась сорвать маску с этого лица. Думаю, твой занпакто показал тебе тогда, чем всё это закончилось. Так скажи мне Тоши, хочешь ли ты сорвать эту маску? Нет. Хватит ли тебе сил перенести правду? Хочешь ли ты разбить эти губы в кровь? Вкусить отравляющей правды?
Вторая руку Айзена легла на затылок Орикавы, притягивая к себе, его губы находились напротив её, а глаза смотрели прямо в её. Горячее дыхание опаляло кожу.
— Зачем мне срывать маску того, кто всю жизнь желал, чтобы его поняли, а когда такой человек нашёлся, то он убил её, испугавшись, что она станет его слабостью?
Лёгкая усмешка, жестокий взгляд карих глаз похолодел, и по телу Тоши прошлись тысячи иголок, воздух сжал в раскалённые тиски, от чего лёгкие сузились. Не в силах вздохнуть, Тоши разжала дрожащие пальцы, выронившие занпакто. Это её предел. Мурашки побежали перед глазами, и она рухнула на пол к ногам Владыки. Тьма поглотила её.
Таура. Имя столь ненавистное и любимое мной. Имя, что обвило меня змеей вокруг шеи, затрудняя дыхание, сдавливая в тиски, не позволяя проглотить горький, как твоё имя в моих устах, ком. Помнишь, я ведь говорил тебе, что мы могли стать либо идеальной парой, либо заклятыми врагами, но ты выбрала последний вариант. Или же его выбрал я? Это как медаль с двумя сторонами. Так и наши чувства, любовь и ненависть — две стороны одной медали, которую по злой шутке выронил злой рок судьбы, и теперь она катится по затоптанной тернистой стезе, без остановки, пока каждый из нас не перестанет дышать. Таура. Моя похоть. Моя страсть. Подарок судьбы, что мы обратили в злой рок. Два эгоиста, что стремились стремглав взлететь к солнцу, но спалили икаровские крылья, едва они достигли неба. Ликуешь ли ты теперь, змея, не смирившаяся с судьбой ползать по земле? Мой лунный свет в Лас Ночес, что таился столько лет за синевой неба*. Простила ли ты меня или все так же люто ненавидишь? Наверное, ненависть в наших сердцах оказалась сильнее, если она так крепко связала наши души.