Данте
Шрифт:
вспоминает Франческа да Римини о том, что ее погубило, «довело до рокового шага». [236] Она «бледнеет» от любви. Здесь опять земная и подземная — сестра Небесной; темная — спутница Светлой, неразлучная с нею, как тень, не только в этом мире, но и в том. «Вечный Строитель мостов» — бог Любви, строит, человеком разрушенный, мост между землей и небом. В жизни Данте этот мост разрушил; но в смерти он построится снова, неразрушимый.
236
Inf. V, 136.
«…И часто, не будучи в силах плакать, чтобы облегчить слезами скорбь мою, я старался увидеть эту Милосердную Даму, одним только видом исторгавшую у меня слезы из глаз…» [237] —
Так же, как некогда с «Дамой Щита» изменял он живой Беатриче, — изменяет он теперь, с этой «Милосердной Дамой», и Беатриче умершей. Служит ему и эта «щитом», но в каком трусливом и жалком поединке с беззащитной — мертвой! «Дама Милосердная», donna pietosa, — уже одно это имя живой оскорбляет память умершей — бессмертной, как будто она была «немилосердной», — той, «кто жалости к нему не знала никогда».
237
V. N. XXXVI.
238
V. N. XXXVII.
«…Часто думал я об этой Даме, с чрезмерным услаждением, так: „Может быть, самим богом Любви послана мне эта благородная Дама, прекрасная и мудрая, для того, чтобы мне утешиться?“ И сердце мое соглашалось на это… Но, едва согласившись, говорило: „Боже мой, что это за низость!“ Так я боролся с самим собою». [239] — «Но знал об этой борьбе только тот несчастный, который в себе ее чувствовал». [240] — «И это было мне так тяжело, что я не мог вынести». [241]
239
V. N. XXXVIII.
240
V. N. XXXVII.
241
Conv. II.
Кажется, именно к этим дням относится начало «Ада», — не в книге, видении, а в жизни, наяву.
Только что выйдя из «темного, дикого леса», selva selvaggia, где заблудился, —
столь горек был тот лес, что смерть немногим горше, — [242]встречает он Пантеру. Быстрая, легкая, ласковая, все забегает она вперед и заглядывает ему в глаза, преграждая путь, и он уж хочет вернуться назад. Но весеннее утро так нежно, солнце восходит так ясно, под знаком тех же звезд, что были на небе, в первый день творения, и «пестрая шкура» Пантеры так весела, что он уже почти перестает ее бояться. [243]
242
Inf. I, 7.
243
Inf. I, 34 f.
Первые истолкователи Дантовых загадок уже разгадали, что эта «пестрая Пантера», Lonza a la gaetta pella, есть не что иное, как «сладострастная Похоть», Lussuria. — «Этому пороку он очень был предан», — вспоминает сын Данте, Пьетро Алигьери. [244]
«В жизни этого чудесного поэта, при такой добродетели его… занимала очень большое место, не только в юности, но и в зрелые годы, плотская похоть», — подтверждает и Боккачио. [245] Очень знаменательно, что прежде, чем окунуться в очистительные воды Леты на «Святой Горе Чистилища», Данте влагает в уста Бонаджьюнты, гражданина из Лукки, пророчество об одной из его соотечественниц, Джентукке, тогда еще маленькой девочке, в которую Данте влюбился, почти на старости лет (так, по истолкованию другого сына его, Джьякопо Алигьери). [246]
244
Pietro Dante. Comment. (1845), p. 489: «in hoc vitio luxuriae fuisse multum implicitum».
245
Boccaccio. Vita (Solerti, p. 53): «trovo amplissimo luogo la lussuria».
246
Purg. XXIV, 43. — F. P. Luiso. Chiose di Dante le quali fece el figiuolo (1904).
— «Даруй мне. Господи, целомудрие —
«Славу великих добродетелей своих омрачил он блудом», — вспомнит, лет через пять по смерти Данте, один из его благоговейных почитателей. [248]
Кроме двух жен, земной и небесной, Джеммы и Беатриче, жизнеописатели Данте насчитывают до десяти возлюбленных, а сколько еще, может быть, несосчитанных! [249]
247
Augustin. Conf. VIII, 7.
248
R. Davidsohn, p. 351 (Luxuria «quae Dantem omnium morum habitibus rutilantem adulterinis amplexibus venenavit»).
249
G. Papini. Dante Vivo (Trad, fran.), p. 173.
«С девятилетнего возраста, — вспоминает он сам, —
…я уже любил и знал,Как взнуздывает нас любовь и шпорит,И как под ней мы плачем и смеемся.Кто разумом с ней думает бороться,Иль добродетелью, подобен тем,Кто хочет грозовую тучу звономКолоколов прогнать…В борьбе с любовью, воля человекаСвободною не будет никогда;Вот почему совет в любви напрасен:Кому в бока она вонзает шпоры,Тот принужден за новым счастьем гнаться,Каким бы ни было оно презренным». [250]250
Rime 111.
В детстве, в отрочестве и, может быть, в ранней юности, любовь его невинна; но потом, смешиваясь с «похотью», делается все более грешною, и это продолжается «почти до конца жизни», по свидетельству Боккачио. [251] — «Похотью сплошной была вся моя жизнь, libido sine ullo interstitio», — мог бы сказать великий грешник Данте, вместе с великим святым, Августином.
«Держит меня любовь, самовластная и страшная, такая лютая… что убивает во мне, или изгоняет, или связывает все, что ей противится… и господствует надо мной, лишенным всякой добродетели», — признается Данте, уже почти на пороге старости. [252] Любит, полушутя, — и это хуже всего; играет с любовью, «плачет и смеется» вместе; бежит, издыхая, как загнанный конь под страшным всадником.
251
Boccaccio. Commento (ed. Guerri) I, 74: «vicino allo stremo di sua vita».
252
Ep. IV: «Regnat itaque Amor in me, nulla refragante virtute».
Этому, в самом деле, не поверит почти никто, и, чтобы оправдать его, люди изобретут одну из величайших глупостей, — будто бы все нечистые любви его — чистейшие «аллегории». [254]
Здесь, в блуде, небо с землей, дух с плотью уже не борются; здесь «любовь», amore, смешивается с «похотью», lussuria, и бог Любви уже «строит мосты» не между землей и небом, а между землей и адом.
253
Rime 116.
254
Bartoli, Kraus, Valli, Rossetti etc. etc…
Может быть, самое страшное не то, что Данте изменяет Беатриче с одной из многих «девчонок», — Виолеттой, Лизеттой, Фиореттой, Парголлеттой, [255] — не то, что он любит сегодня Беатриче, а завтра — «девчонку»; самое страшное, что он любит их обеих вместе; говорит Виолетте и всякой другой девчонке, в одно и то же время, почти то же и так же, как говорит Беатриче:
…прелестью твоей, нечеловеческой,ты зажгла огонь в душе моей…255
Rime 58.