Данте
Шрифт:
Ноффо ди Гвидо, который терпеть не мог Алигьери, выпустил-таки отравленную стрелу своего красноречия:
— Меня удивляет, что коллега Данте так ревностно вступается за Гвидо Кавальканти. Если они и дружат, для нас, приоров, подобные отношения не должны иметь никакого значения.
У Данте кровь бросилась в лицо. Ответ его был резок:
— Приору Ноффо ди Гвидо должно быть известно, что через жену я довожусь родственником и Корсо Донати. И тем не менее я требую его изгнания.
— Зачем ссылаться на родственные отношения благодаря женитьбе! — ухмыльнулся Ноффо. — Ведь не секрет, что несколько лет назад по настоянию властей были заключены политические браки между гвельфами и гибеллинами. Кто самый
Остальные приоры напряженно смотрели на своего председателя. Обратится ли его любовь к справедливости и против собственного друга?
— Чтобы вы убедились, что мои речи о праве и справедливости не пустые слова, я дам согласие, чтобы и Гвидо Кавальканти, и прочие лидеры белых были изгнаны на непродолжительное время. Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир! [37]
Слово взял другой приор, Биндо ди Донато Биленчи:
— Нельзя отправлять белых и черных в одно и то же место. Это означает просто подливать масло в огонь — зло многократно возрастет. Поэтому я предлагаю сослать Кавальканти и его приверженцев в Сарцану, что в Маремме-Вольтурна.
37
Percat mundus et fiat justitia (лат.).
— В эту нездоровую местность? — возмутился Данте. — Тогда белые окажутся наказанными суровее, нежели черные, на которых все же лежит большая мера вины.
Но Данте не смог провести в жизнь свой протест. Теперь его единственная надежда состояла в том, чтобы добиться скорейшего возвращения Кавальканти из ссылки.
Он попросил у своего друга разрешения посетить его тем же вечером, поскольку он должен сообщить ему нечто важное. Правда, когда он задумывался над тем, как он объяснит Гвидо свое согласие на его изгнание, он чувствовал себя охотником, попавшим в собственный капкан.
— Как тебе это государственное управление и что вам всем приходится там делать? — с любопытством спросил Кавальканти.
Данте начал осторожно рассказывать, что непрерывные вызовы черных потребовали энергичного вмешательства городских властей.
— Правда, — продолжал он, — нам прежде всего приходится соблюдать справедливость. Мы не можем оставить безнаказанными и те промахи, которые допущены нашей партией белых. К сожалению, дорогой Гвидо, ты тогда не прислушался к моему совету и не подал жалобу на покушение со стороны Симоне Донати, а принялся искать удобный случай для мести. И наконец нашел его. Поэтому не удивляйся, что и тебе придется отправиться в изгнание вместе с некоторыми единомышленниками.
Кавальканти сделал большие глаза:
— Я должен отправиться в изгнание, и ты… тоже голосовал за это?
— Я сопротивлялся, как мог, но когда остальные приоры намекнули, что я соблюдаю справедливость только в отношении своих врагов, мне не оставалось ничего другого, как поддержать их предложение в отношении белых.
— Что ж, неплохая дружеская услуга!
— Ты должен войти в мое положение, Гвидо!
Но тот лишь иронически засмеялся:
— Мне давно следовало бы понять, что твой престиж среди этих могущественных господ из правительства не должен пострадать, чего бы это ни стоило! А можно мне полюбопытствовать у господина приора, куда решила выслать меня синьория Флоренции?
— Против места изгнания —
Теперь насмешливость Кавальканти уступила место ярости.
— Выслать меня в Сарцану, в Маремме-Вольтурна?! В таком нездоровом климате я быстро отдам концы! И ты явился, чтобы лично сказать мне об этом! На черта мне такой друг! Я пригрел у себя на груди змею!
Данте с трудом сохранял самообладание.
— Могу ли я представить тебе более убедительное доказательство своей правоты, чем то, что, придя к тебе, откровенно сказал о наказании?
— Чтобы защитить себя своими адвокатскими уловками! Только из-за того, что совесть мучает тебя за твое предательство!
Данте поднялся со стула и направился к двери.
— Вижу, сейчас ты не способен рассуждать здраво!
— А я хочу прямо сказать тебе: мне не нужна дружба, которая приносит подобные сюрпризы!
Данте помедлил… Неужели дело зашло так далеко? Просто невозможно, чтобы такая долгая дружба на этом оборвалась!
— Уходи, я ненавижу тебя! Ты обманул меня!
Расстроенный случившимся разрывом, Данте вернулся во Дворец приоров…
Вскоре пожаловал высокий гость: кардинал Маттео д’Акваспарта, португалец по происхождению. Накануне флорентийцы устроили ему торжественную встречу, при этом кардинал, являвшийся одновременно епископом Порто и генералом ордена францисканцев, важно вышагивал под большим балдахином. Теперь он появился перед приорами в менее роскошном облачении, собираясь вести переговоры непосредственно с властями Флоренции по поручению святого отца. Требовалось призвать на помощь всю мудрость и осторожность, чтобы оказать влиятельному князю Церкви подобающий почет и проявить должную учтивость, хотя все шестеро приоров не доверяли ему и решили ни в коем случае не поступаться правами города.
Кардинал, человек плотного телосложения, расположился в высоком, искусно украшенном кресле для почетных гостей, за спинкой которого словно почетный караул тотчас же выросли два молодых капеллана. У кардинала были резко выраженные черты лица. Пронзительным взглядом своих больших глаз он обвел замерших в ожидании приоров.
— Я прибыл по поручению и от лица самого святого отца, уважаемые приоры Флоренции! — раздался его низкий, привыкший повелевать голос. — Из вашего города до слуха Папы дошел сигнал бедствия, и он, в своем апостольском милосердии, не мог отказать в просьбе о помощи. Верные слуги Церкви справедливо указывают на серьезную опасность. Дело в том, что партия белых грозит обратиться за поддержкой к трижды проклятым гибеллинским городам. В результате в вашей коммуне может вспыхнуть братоубийственная война со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому святой отец счел за благо, чтобы вы протянули руку черным в знак примирения, а также допустили гвельфское дворянство, незаслуженно отстраненное вами от власти, к участию в правительстве. Вы должны доверить мне улаживание всех спорных отношений. И наконец, святой престол ожидает, что во избежание дальнейших недоразумений и неприятностей вы отойдете под его милосердную власть и признаете святого отца своим сюзереном. Вот и все, что я имел сообщить вам по поручению моего и вашего повелителя, господа правители Флоренции, и ожидаю, что вы изъявите покорность!
Воцарилось ледяное молчание.
Приоры удивленно переглядывались. «Изъявите покорность»? Как только такое могло прийти в голову этому священнику?!
Кардинал воспринял молчание приоров как знак согласия. Он привык, что его воле слепо повиновались.
— А теперь поторопитесь письменно подтвердить свое согласие с требованиями его святейшества!
Слово взял приор Данте Алигьери:
— Простите, ваше высокопреосвященство! У нас во Флоренции принято, чтобы важные дела обстоятельно обсуждались перед тем, как будет вынесено решение.