Данте
Шрифт:
Долгожданный день наступил.
Сначала горожане полюбовались традиционной игрой в мячи, вволю напраздновались в семейном кругу и на улицах и теперь, заполнив мост Карайя, с нетерпением ждали, когда на прекрасный город опустится вечер, суливший начало жутковатого и прекрасного спектакля.
В праздничном наряде в сопровождении своих родителей появилась и Лючия. Она приветливо поздоровалась с родными и знакомыми и заняла место между отцом и матерью на одной из грубых, наскоро сколоченных скамеек, расставленных на мосту.
— Ты только взгляни на это море людей, — заметила донна Джудитта, — мост еще, чего доброго, не выдержит такой нагрузки.
Муж рассмеялся в ответ:
— А
Лючия почти не прислушивалась к разговору родителей. Радостные ожидания волновали ее душу.
Она уже знала, что ее тайный друг Арнольфо Альберти вместе с Буффольмако был в числе инициаторов этого праздника. Если ей не удастся обнаружить возлюбленного среди остальных участников предстоящего действа, поскольку все лица актеров скрыты под масками, она надеялась узнать его по мелодичному звучному голосу, и это наполняло ее сердце радостью.
Вечерние тени сделались длиннее, и в буровато-желтых водах Арно отразились первые огоньки. Неожиданно прозвучал торжественный сигнал фанфар, который и положил конец ведущимся среди публики негромким разговорам. Все замерло.
Долгожданная мистерия началась.
Размалеванные в цвета яркого пламени лодки с необычного вида фигурами, облаченными в причудливые костюмы, одна за другой через равные промежутки времени приближались на веслах к мосту, заполненному зрителями. Чем больше скапливалось лодок, тем отчетливее доносились с реки шум, плач, крики, разговоры.
Каждую лодку венчала большая, от борта до борта, широкая полуарка с описанием грехов тех, кто несет заслуженную кару в кругах этого плавучего ада. Сделано это было специально для удобства немногих, умеющих читать, чтобы они сразу поняли, что, собственно говоря, происходит: «В этом месте наказываются прелюбодеи», «Здесь карают убийц».
Добрая дюжина «адских» лодок олицетворяла все многообразие человеческих пороков и заблуждений.
Низкий звук могучей трубы перекрыл доносившийся шум. Грешники склонились перед этим сигналом, возвестившим о появлении Люцифера, князя тьмы. В средней лодке, особенно выразительно расписанной языками пламени и страшными масками, где занимали места виднейшие представители преисподней, например «Бог свиней» и «Бог мух — Ваал», в чем зрители могли убедиться по надписям на ярко-красных повязках, закрывающих лбы актеров, поднялся, сопровождаемый запуском шутихи Люцифер — ангел, некогда низвергнутый богом, и объявил уважаемым гражданам Флоренции, что черти, приставленные к отдельным кругам ада, будут по очереди демонстрировать ужасные муки, которыми небо карает грешников, и пусть христианское население славного города Флоренции извлечет для себя урок из этих ужасных примеров и вступит на путь добродетели, что никогда не поздно сделать.
Всеобщее ликование послужило наградой этим прекрасным и прочувствованным словам князя тьмы.
— Вы слышали, — сказала донна Джудитта, — это говорил сам мастер Буффольмако… Разве не превосходно он справился со своей ролью?!
Ее сосед Калло, торговец мылом, пробурчал:
— Какая глупость! Разве черт может призывать нас вернуться на путь добродетели?
Другие стали на сторону Люцифера:
— Почему бы и нет — ведь ему лучше всех известно, каково находиться в аду!
— Тише вы! — оборвал всех мессер Камбио. — Сейчас будет говорить кто-то другой.
На лодке, символизирующей ад для нарушителей супружеской верности, расцвеченной жутковатыми красными и зелеными огоньками, поднялась высокая черная фигура с рожками и козлиной бородкой.
Она громогласно произнесла:
А54
Перевод Л. Ильина.
От его слов по спинам зрителей, в особенности же зрительниц, пробежал неприятный холодок. Однако некоторые, повинные в этом грехе, утешались мыслью, что ведь не всякая степень нарушения супружеской верности карается так сурово, как это здесь так впечатляюще показано. Кто не злоупотреблял этим грехом на земле, тому грозит не слишком большая опасность в загробной жизни. Но во всяком случае, неплохо заблаговременно позаботиться об исповеди и отпущении грехов.
— А вы обратили внимание, — раздался в толпе чей-то дерзкий молодой голос, — один из чертей — ну точь-в-точь наш епископ!
Несколько зрителей засмеялось, но остальные их не поддержали:
— Кто это тут осмеливается так богохульствовать? Лучше покаяться, чем вести нечестивые разговоры!
А Лючия в душе радовалась. Пугающие рожки и козлиная бородка не ввели ее в заблуждение — по красивому звучному голосу она узнала своего Арнольфо Альберти. Он говорил как заправский священник, впрочем, нет, разумеется, не священник, ведь, в конце концов, предостерегал черт!
Теперь всеобщим вниманием завладел другой нечистый, такой же борец с грехом. Своим глухим голосом он продекламировал:
А в этом круге воры-супостаты Грехи свои клянут под градом палок, И вид их отвратителен и жалок, Избегли виселиц, но не в аду расплаты! Все грешникам матерым пригодится. Пусть даже мелкой их добыча станет, Такой и у соседа скарб утянет Бессовестно, возмездья же — страшится! [55]Этот устрашающий конец выглядел очень эффектно. Несчастные полуголые души грешников, по спинам которых черти нещадно хлестали бичами, рыдали и молили о сострадании.
55
Перевод Л. Ильина.
Однако большая часть сидевших на мосту мужчин и женщин обладала крепкими нервами — их глаза и уши выдержали страшную сцену с завидным спокойствием; иным это даже доставляло известное удовольствие. Достойные горожане и горожанки и припомнить не могли за собой такого, чтобы хоть раз в жизни нарушили заповедь «Не укради!». С этим низким сбродом, который сделал своим ремеслом ловкость пальцев, у них, слава Богу, не было ничего общего!
Голос очередного черта затянул:
А в этом круге грешники страдают, Те, что других людей бросали на смерть…